Трезубец Нептуна
Шрифт:
Археолог старательно утрамбовал землю, присыпал следы своей деятельности пожухлой листвой, обрывками мха. Поднял на Вайта опустевшие глаза:
– Пошли?
Через два часа они выбрались на очередной плоский островок. Атлантида отошел на несколько шагов от воды, молча лег, свернулся калачиком и закрыл глаза.
Вечером Вайт трогать его не стал, перекусив сладкими ягодами нескольких растущих на островке багрянцев и устроившись спать неподалеку, но утром присел рядом и потряс за плечо:
– Вставайте, Платон, нам пора трогаться в дорогу.
Рассольников молча поднялся, повернулся спиной к Карлику и зашагал вперед.
– Сю-аа… –
Люди остановились.
– Сю-аа… – повторно прозвучал голос.
– Убей меня кошка задом, сэр Платон, – пробормотал толстяк, – но кажется, нас туда зовут.
– Зовут, значит пошли, – безразлично пожал плечами Рассольников и двинулся на голос.
Несколько десятков метров они продирались через грязь, но рядом с похожими на клены деревьями неожиданно выбрались на плотный грунт.
– Сю-аа… – на этот раз голос прозвучал справа. Напарники повернули и, к своему удивлению, получили возможность без особых усилий двигаться, пусть и по колено в воде, но по достаточно твердой, не размякшей земле. Где-то за час они перебрались на следующий остров, а непонятный голос уже звал дальше: – Сю-аа…
На этот раз людям пришлось опять продираться через глинистую грязь, но зато вскоре они выбрались на узкий, и длинный, вытянутый в западном направлении остров.
– Сю-аа… – еще рывок через болото, и очередной обширный остров.
– Кажется, у нас завелся доброжелатель, сэр Платон, – весело предположил Вайт. – Как вам кажется, сэр?
– Я думаю, просто болото кончается, – спокойно предположил Атлантида.
Тем не менее, они продолжали следовать за голосом, и к сумеркам оказались на очередном островке. Таинственный доброжелатель продолжал манить их дальше, но люди решили остановиться на ночлег.
– Как вы думаете, сэр Платон, – поинтересовался Вайт. – Кто стал нашим проводником?
На этот раз Рассольников не стал отрицать существования помощника и просто пожал плечами.
– А вам не кажется, сэр, что открытая вами цивилизация не погибла? Что она существует по сей день?
– И почти за полтысячелетия освоения Ершбика люди не заметили никаких ее следов? – покачал головой Атлантида. – Нереально.
– А все-таки, обратите внимание на один интересный факт. Нас преследовали какие-то существа, но напасть почему-то не решались. Может быть, их оказалось слишком мало, а может, мы оказались на их священной земле и они не хотели проливать тут кровь. И тут вы обнаруживаете захоронение. Ту трагедию, которая на вас обрушилась, сымитировать было невозможно. Это выглядело как страшная беда, невероятное, непереносимое горе. То, какой кошмар творится в вашей душе, понял бы даже таракан. Наверное, существа увидели, как вы страдаете, с каким благоговением восстанавливаете курган, и приняли вас за своего. Разве станет чужак так горевать над чужой могилой? А приняв нас за своих, они решили нам помочь и вывести нас из болота. Ну, что скажете?
– Версия не выдерживает никакой критики. Аборигены пятьсот лет тихонько отсиживались на болоте, чтобы потом первого же забредшего к ним Homo sapiens принять за родственника? Проще решить, что мы едва не растоптали птичье гнездо, и пичуга попыталась от нас избавиться, уведя как можно дальше самой быстрой дорогой.
– Вы спорите с очевидными фактами! – возмутился толстяк. – Скажите, ну неужели вам не хочется, чтобы ваша вымершая цивилизация оказалась живой? Своими глазами увидеть ее жизнь, познакомиться с ее жителями?
– Конечно
Наутро голос не появился. Путники выспались, попаслись на соседних деревьях, побродили вдоль берега. Таинственный проводник молчал.
– Надо было вчера за ним идти, сэр Платон, – вздохнул миллионер. – Обиделся, похоже, наш абориген.
– Птичка убедилась, что мы ушли и вернулась в гнездо, – немедленно парировал Рассольников. – Кстати, сэр, вы не помните, откуда она кричала в последний раз?
– Кажется, вон из тех зарослей…
Напарники вошли в воду и двинулись вперед, держась подсказанного ввечеру направления. Ноги опять проваливались в вязкую жижу выше колен, каждый шаг сопровождался разочарованным чавканьем и хлюпаньем, однако уже через час глубина болота начала постепенно уменьшаться и вскоре люди выбрались на берег. Зная, что вскоре опять начнется вода, они сделали небольшой перерыв, объедая нижние ветви островных багрянцев, после чего двинулись дальше. На появление таинственного помощника они больше не рассчитывали и двигались просто на запад. Двигались час, другой, третий… Вода не появлялась.
– Неужели выбрались? – сокровенную мысль первым высказал Вайт.
– Будем надеяться, – осторожно согласился археолог. – Вот вам, кстати, и подтверждение того, что нас выводила птица. Мы достигли границы ее ареала обитания, и она оставила нас в покое.
– Скорее, абориген вывел нас из болота, сэр, и вернулся к родичам. Помните, как вечером он настаивал, чтобы мы сделали последний рывок?
– Ну да. Пытался на ночь глядя выманить в воду. Обычный инстинкт защищающей гнездовье птицы.
– Вы не желаете смотреть правде в глаза, сэр Платон. Привыкли иметь дело с мертвыми камнями, и… И, кстати, вы умеете плавать?
– Да, – кивнул археолог, подныривая под низко висящую ветвь дерева. – А что?
Он уткнулся в широкую спину миллионера, обогнул его и увидел широкую, полноводную реку.
– Странно, – пробормотал Атлантида, – на карте ничего подобного не указано.
Широкая река – понятие относительное. На планетах с сухим климатом трехметровый ручей почитается рекой; на планета с влажным климатом – речушка в полсотни метров шириной считается протокой. Река, в которую уткнулись напарники в ширину составляла метров тридцать. Зато кристально чистая вода позволяла не только разглядеть кустики водорослей на дне и резвящихся мальков, но и довольно точно определить глубину. А глубина на стремнине составляла никак не меньше пяти-шести метров. То есть, река могла считаться судоходной – а такие «ручейки» на картах принято обозначать.