Три апокрифа
Шрифт:
Естественно, что этому развращенному и бесхарактерному человеку в конце концов пришлось в панике метаться между Римом и Флоренцией, между Святым отцом и расточительными светскими владетельными князьями, более того, между христианством и язычеством. Остается ответить на последний вопрос: почему я пишу и собираюсь послать это письмо именно сейчас? Что определило точку во времени, когда я - вопреки своим привычкам - был вынужден нарушить молчание и обратиться к Тебе, а через Тебя и к Святому отцу?
Скажу напрямик, без обиняков: недавно во Флоренции побывал известный Тебе монсиньор Кола де ла Мирандола, епископ, будущий кардинал и доверенное лицо Святого отца. После торжественной мессы, которую он отслужил, мы провели с ним несколько минут, прогуливаясь по знаменитому
– Микеланджело Буонарроти!
На коленях Тебя умоляю, дорогой кузен, отговори Святого отца от этого намерения! Выполнение не только наисложнейшего, но и наисвятейшего творческого задания Вы доверили бы человеку недостойному и явно неспособному! Хорошенько взвесьте свой выбор! Постарайтесь избежать столь страшного риска! Вспомните о богопротивной и кощунственной статуе нагого Вакха, о распутной эротической поэзии Микеланджело, о его унизительном провале в связи с заказом Юлия II ! Остановитесь, пока не поздно! Ведь вы накличете идолопоклонство!
Это деликатное письмо я вверяю достопочтенному синьору Пико Джоберти, капеллану при храме Sta Maria del Fiore , который в ближайшие дни собирается отправиться в Рим, дабы занять должность секретаря Сongregatiae Consistorialis при Curii Romane.
Это человек, достойный доверия и умеющий надежно хранить тайну.
Ваше Преосвященство, близкий моему сердцу и дорогой кузен! Я хорошо знаю, что ходят слухи, будто я предвзято отношусь к Микеланджело. В ряде произведений, например в "Мадонне с младенцем", он действительно прямо полемизирует с моим творческим методом и художественными взглядами. Да и личные наши отношения не Бог весть как складываются, что является естественным следствием всего сказанного. Как я уже писал, он считает меня выжившим из ума старцем, вчерашним днем искусства и полагает, будто все мое творчество и творчество моих ровесников уже давно passe. Но все это ничего не меняет в моей объективной и обоснованной оценке его характера, его карьеры рвача, его творчества. Я не осуждаю его - Бог наградил его спесью, эгоцентризмом, разъедающей меланхолией, неудовлетворенными страстями и нетерпимостью, которая граничит с маниакальной ненавистью. Жизнь его нелегка, да будут небеса к нему милосердны.
Но все это не может удержать меня от настойчивого предостережения, которое я направляю Вам, в Ваш Вечный город. Будьте готовы к тому, что на его фресках потечет кровь, воспреобладают грубость и насилие, страсти и инстинкты, что вместо благостного умиротворения верующих душ эти фрески принесут им беспокойство и напряжение; сюжеты и мотивы здесь языческие и чаще всего еврейские, они вызовут возмущение на небесах и в душах христиан. Мог ли я промолчать?!
Приветствую Тебя, желаю Тебе здоровья и сил на тяжком и непопулярном поприще, дипломатического такта при передаче содержания сего письма Святому отцу и Божьей милости во всех остальных Твоих начинаниях и деяниях. До гроба преданный Тебе
Леонардо да Винчи
Флоренция, 21 июня лета 1517 от Рождества Христова
Monsignore
Marco di Lasso,
Личному секретарю Его Святейшества Льва X
Roma
Curia Romana
Дорогой приятель, мой друг и собеседник, с коим проведено немало радостных минут за бокалом красного сицилийского в уютных и приятных кабачках на виа делла Фондериа или во время доверительных разговоров об искусстве, когда мы прогуливались по тенистым набережным шумной Арно, приветствую, обнимаю Тебя и желаю трижды приумноженного исполнения всех Твоих желаний, включая самые тайные, их-то прежде всего. Здоровья Тебе, здоровья и еще раз здоровья!
Ты даже не представляешь, какую радость доставил мне, когда вспомнил о моей особе, несмотря на то что, вероятно, завален работой, которая Тебе
Только получив Твое послание, я понял, какое высокое и деликатное положение Ты занимаешь, вопреки скромности и незаметности украшающего Тебя титула. Приложенная Тобой копия письма, адресованного еще предшественнику нашего нынешнего архипастыря Льва X , свидетельствует о том, что Тебе доступна самая тайная почта, предназначавшаяся Святому Престолу, и что Ты пользуешься безоговорочным доверием папы. Заверяю Тебя, я не злоупотреблю Твоим доверием и расположением и сохраню все в полной тайне. Что касается автора и содержания письма, то будь уверен, оно вовсе меня не удивило. Старый маэстро меня просто не переносит и, сколько я его помню, всегда выказывал мне презрение. Разумеется, где только может, он рьяно выступает против меня, настраивает власти предержащие и коллег, не скупясь ни на оскорбления, ни на обман, ни на самую отъявленную клевету. Я принципиально не замечаю его потуг, ибо они ниже всякого уровня, хотя, конечно, досадую в душе. Но поскольку письмо обратило на себя Твое внимание и насторожило Тебя, я понял, что оно может грозить мне определенными неприятностями и даже опасностью, хотя все связанное с гробницей Медичи и особенно со строительством Сан-Пьетро в полном порядке. Я понял, что будет не лишним, если я изложу Тебе истинное положение вещей и попытаюсь последовательно описать события в свете реальных фактов, то есть сказать голую правду, с какой стороны на нее ни взгляни. Я сделаю это, хотя сейчас и тружусь усердно над макетом сводов базилики - честное слово, это будет самая смелая архитектурная постройка в Италии, а возможно, и во всем мире.
Но зададим себе вопрос: кто, собственно, такой этот прославленный Леонардо да Винчи? Хотя его отец, сёр Пьеро, был нотариусом Синьории, внебрачного сына Леонардо ему родила никому не известная женщина из самых низших сословий короче, крестьянка. Куда она затем подевалась, мне неведомо. Когда выяснилось, что мальчик любит рисовать и рисует неплохо, его отдали в ученье к художнику Андреа ди Чони, который Тебе, вероятно, известен под псевдонимом Верроккио; он-то и способствовал тому, что через короткий срок юноша стал членом, а затем и должностным лицом цеха художников. Перед ним открылась прямая и нетрудная дорога, и, право же, он неплохо ею воспользовался. Ты спросишь, из-за чего мы ссоримся и проявляем взаимное недоброжелательство?
Скажу Тебе напрямик: прежде всего Леонардо мне не нравится лично - как человек, как итальянец, как флорентиец. Я не стал бы об этом говорить, если бы не полагал необходимым вооружить Тебя на тот малоправдоподобный случай, что Святой отец поверит каждому его слову. Но всегда приходится считаться с наихудшей вероятностью, если не хочешь, чтобы тебя поджидало разочарование.
Итак, Леонардо никогда не был патриотом, наоборот, он с младых ногтей слыл космополитом и карьеристом и служил всякому, кто платил ему. Когда во Флоренции создалась неблагоприятная для него обстановка, он мигом перебрался в Милан, где верой и правдой служил - угадай кому!
– известному тирану Лодовико Сфорца, прозванному, как Ты знаешь, il Moro.
Но дело не только в этом: кроме, возможно, недурной фрески "Тайная вечеря" в трапезной доминиканского монастыря Санта Мария делле Грацие и совершенно заурядной картины "Мадонна в гроте" в Милане, он не создал ничего достойного внимания; в настенной росписи он упрямо использовал примитивную и бессмысленную технику - писал масляной темперой по сухой штукатурке, так что довольно скоро его произведения рассыпались и превращались в пыль. Этим я объясняю и то, что он внезапно оставил живопись и стал - никогда не догадаешься!
– военным инженером Сфорцы: строил для него укрепления, изобретал военные машины и конструкции! Только представь себе!