Три блудных сына

Марнов Сергей

Апепи схватился обеими руками за горло и захрипел; глаза его полезли вон из орбит, ноги подкосились. Несколько мгновений маг еще пытался бороться, но не выдержал и рухнул на мрамор пола.

– Катон, мальчик мой, отпусти его, – с опасливой ноткой в голосе попросил Василид.

– Скучно, – повторил Катон и разжал кулак. Апепи на четвереньках добрался до своего кресла, вскарабкался и застыл, злобно посверкивая черными глазками.

– Здорово это у тебя получается, Катон, – завистливо сказал Гамилькар. – Научишь?

– Нет.

– Правильно, – вздохнул Гамилькар, – я бы тоже не стал. А как ты объяснишь то, что отрекшиеся христиане буквально на коленях ползают перед исповедниками и просят принять их обратно в

Церковь? И мучений больше не боятся…

– Не понимаю, – задумчиво ответил Катон. – Этого я пока не понимаю. Но обязательно пойму!

– Так что же делать? – раздраженно спросил Паниск. – Я признаю, что моя идея была не из лучших, но делать-то что?

– Можно попробовать убить их Церковь, – предположил Катон.

– Легко сказать! Как убить-то? Истребить сотни тысяч христиан?! – поинтересовался Анаксимен.

– Не нужно сотни тысяч, достаточно двух-трех сотен человек, точно не знаю, но могу выяснить, – ответил Катон. – Я кое-что читал о сакрилегах. Если уничтожить всех епископов, а их не более двух-трех сотен, Церковь умрет. Без епископов невозможны сакрилегские мистерии.

– Выберут новых!

– В том-то и дело, что невозможно! Нового епископа могут рукоположить только старые, у сакрилегов очень строгая преемственность.

– Деций на это не пойдет, – с сомнением проговорил Василид.

– Уберем Деция, и все! – отмахнулся Паниск. – Идею нашего юного коллеги надо воплощать в жизнь. Сыновья Деция оба в отца: набиты идеалами до самой макушки, поэтому годятся лишь как промежуточные фигуры. Пусть сакрилеги опять расслабятся, а мы за это время вычислим всех епископов. Я даже знаю имя императора, который всех их уничтожит!

– И кто же это? – с любопытством спросил Гамилькар.

– Марк Порций Катон!

9

Метелл шел домой из бани, где вдоволь попировал с друзьями-гладиаторами. Настроение было сносным: Деций ушел в поход на готов [29] , без него гонения поутихли, и пока можно было за дочку не опасаться. Эх, рано, рано умерла Юлия, оставив ему пятилетнюю Кассию! Еще несколько лет боев – и денег хватило бы на небольшую виллу, можно и умирать! А так… двухкомнатная квартирка в пятиэтажной инсуле, жалование охранника и случайные заработки тренера, когда срочно требовалось подготовить расходный человеческий материал к большим боям [30] . Конечно, драться по-настоящему неумелого человека не научишь, но красиво умереть…

29

В Рим Деций не вернется, он погибнет в бою, преданный своими военачальниками, и утонет в болоте. Тела так и не найдут.

30

Большие бои проводили в особых случаях: в честь победы в войне, по случаю триумфа императора, и.т.д. В качестве организаторов выступали частные лица, для которых это был вопрос престижа и доступа к должностям. Обученные гладиаторы стоили очень дорого, их выступление было «гвоздем программы»; публику «разогревали» при помощи театрализованных схваток тех, кого не жалко: негодных рабов, пленников, приговоренных преступников.

Мысли о смерти снова заставили вспомнить Кассию и упереться лбом в привычный вопрос: что с ней будет, когда он умрет? Только этот проклятый вопрос и не позволял ему окончательно запретить дочке шляться к сакрилегам. Всем известно – сакрилеги своих не бросают! Этим они немного похожи на гладиаторов.

Вспомнились большие бои при Максимине Фракийце [31] – последние бои, в которых Метелл выступал в роли

секутора [32] . На разогрев публики тогда выпускали сакрилегов, и амфитеатр Флавиев сотрясался от воплей: «Christianos ad leones!!!» – «Христиан – ко львам!!!» Львы были обученные, настоящие людоеды, и без обычных кошачьих капризов кидались на добычу Для жертв это было лучше: мучений меньше! Память старого гладиатора вдруг показала яркую, цветную картину: огромный желтый лев тащил за прокушенную голову молодую девушку; по песку арены за ним тянулся алый след. Зверь бросил жертву прямо у ворот, за которыми ждали выхода пары гладиаторов, и не спеша принялся за свою жуткую трапезу… После боя Метелл подошел к распорядителю игр и попросил на следующий день выпустить его бестиарием. И не было на арене бестиария более беспощадного ко львам, чем бывший знаменитый секутор!

31

Гай Юлий Вер Максимин Фракиец, римский император с 235 по 238 год. Поднялся из самых низов. Лютый гонитель христиан, испытывавший к ним личную ненависть.

32

Секутор – гладиатор в доспехах и с мечом, выступавший против ретиария – гладиатора, вооруженного сетью и трезубцем. Обычно побеждал ретиарий, поэтому умелый секутор ценился высоко и был очень популярен среди зрителей.

Старик остановился, чтобы немного успокоить зачастившее сердце, и вдруг застыл, пораженный ледяным ужасом: на месте той девушки с нестерпимой четкостью представилась Кассия… рука сама взметнулась ко лбу и начертила охранительный знак сакрилегов, которому Метелла научила дочка. Рядом кто-то негромко вскрикнул, как от неожиданной боли.

– Чем это ты меня ударил? Какая странная магия…

Перед Метеллом стоял тот самый парень, что так напугал его в «день справок».

– Я мог бы скрутить тебя в бараний рог, – задумчиво и равнодушно сказал парень.

А вот этого ни в коем случае не стоило говорить гладиатору, пусть даже и бывшему! На угрозу он привык отвечать немедленным действием. Метелл посмотрел за спину юнцу (старый прием, но безотказный с новичками!) и шагнул чуть в сторону. Парень, естественно, оглянулся, и это была его вторая ошибка: вмиг он оказался на мостовой, упершись носом в камень и с вывернутой за спину рукой.

– Я тоже пока еще могу, и без всякой магии, чтоб ее, – сказал старик, усмехаясь.

– Отпусти, – спокойно попросил парень. Голос его был как-то по-мертвому бесстрастным; мол, отпустишь – хорошо, не отпустишь – так полежу. Метелл отпустил руку, и колдун поднялся на ноги, потирая растянутое запястье.

– Хорошо, – сказал он. – Мы друг друга пугали, мы друг друга не боимся. К делу! Вот здесь, – он похлопал по увесистому мешочку на поясе, – золотые ауреусы. Сто, наверное, или больше, не считал.

Насыпал, сколько поместилось. Возьми их. Бери и трать – еще принесу, у меня много.

– Что взамен? – севшим голосом спросил Метелл и судорожно сглотнул, стараясь преодолеть внезапную сухость во рту. К гладиатору могло быть только два дела: или убийство, или защита от убийц. В защите от убийц колдун явно не нуждался.

– Я буду встречаться с твоей дочерью. Просто встречаться: разговаривать, гулять… не трону, слово патриция. Я – Марк Порций Катон!

– Нет.

– Почему? – Катон взглянул в заледеневшие глаза старика и кивнул головой. – Понятно. Деньги все равно возьми – не тащить же обратно?

И кинул мешочек старику. Тот отступил в сторону, и золото с плеском шлепнулось в сточную канаву.

– Посмотрим! – криво усмехнулся Катон и удивленно добавил: – Не скучно! Надо же – совсем не скучно…