Три блудных сына
Шрифт:
Катон принимал своих шпионов. Имена их он не трудился запомнить: вполне хватало короткого «ты».
– Ты, говори!
– Сакрилегов выпускают из тюрем. Кого выкупают, за кого сенаторы хлопочут… Отступники их встречают, руки целуют, деньги предлагают… Исповедники отступников жалеют. Ха-ха! Изломанные на пытках, больные, голодные – здоровых жалеют! Сумасшедшие…
– Кто у них теперь Папа?
– Еще не выбрали… боятся пока.
– Ты!
– За главного у них Цестий Целерин, врач, его недавно из тюрьмы выпустили. Живет на вилле Метелла, бывшего гладиатора…
– Где?!
– Да там полным-полно
Шпионы с недоумением переглядывались, ожидая, пока у нанимателя прекратится приступ непонятного веселья. Катон хохотал, откинувшись на подушки, вставал, снова падал, увидев вытянутые лица своих людей. Отсмеявшись, маг щедро расплатился с осведомителями и отпустил их. Новых поручений он никому не дал, к великому облегчению оборванцев. Деньги, конечно, хорошая штука, но от этого странного и жуткого парня лучше держаться подальше – целее будешь!
17
– Почему бы нам просто не поговорить, Кассия? Ты же не изнеженная дочка сенатора, ты обычная, простая римская девчонка! Если кто попробует тебя обидеть, ты в обморок не упадешь, ты будешь драться, царапаться, кусаться, визжать на весь Рим! Так ведь?
– Нам не о чем говорить!
– Ну, наконец-то! А я уж думал, что у тебя от болтовни с подругами язык опух!
– С какими… да ну тебя!
– Давай корзинку, донесу. Или боишься, что я украду твою тухлую рыбу?
– Какая рыба?! Там овощи с рынка…
– А я думал – с помойки!
Тут Кассия не выдержала и треснула Катона корзиной по спине. Тот согнулся пополам и заскулил, изображая побитую собачонку; девушка невольно рассмеялась, но тут же спохватилась:
– Уйди! Мне нельзя с тобой разговаривать!
– Почему?!
– Потому, что я христианка, а ты бесам служишь!
– Ха! Это они мне служат! Вот, смотри, сейчас они поднимут меня над крышами!
Катон раскинул руки в стороны и сложил пальцы особым знаком, лицо при этом поднял к небу. Ничего не произошло. Маг повторил жест и нетерпеливо топнул ногой – результат тот же. Кассия залилась смехом, глядя на обескураженное лицо парня.
– Ой, не могу! – причитала она сквозь слезы. – Тебе надо было в мимы [42] идти, большие деньги бы зарабатывал!
Отсмеявшись, девушка сунула Катону в руки корзину.
– Неси, летун. Она и вправду тяжелая.
Катон послушно взял корзину, и они пошли рядом, не замечая глазеющих на странную пару прохожих. Страшный, могущественный маг, именем которого уже и детей пугали; начинающий политик, на чьи деньги пили во всех тавернах Города, нес за всем известной егозой, дочкой гладиатора, огромную и не очень чистую корзину!
42
Мим – древнеримский актер.
– Слушай, без всяких шуток, она действительно рыбой воняет, твоя корзина! Что там?
Кассия вздохнула и обреченно созналась:
– Это гарум [43] . Отец его очень любит, просил купить. И купила-то всего пузырек маленький, а вся корзина провоняла!
– Я ни разу не пробовал…
– Рассказывай! Небось, в детстве паштетом из павлиньих язычков [44] кормили…
43
Гарум – деликатесный древнеримский соус, очень дорогой. Основной компонент при его изготовлении – сок протухшей рыбы.
44
Реально существовавшее блюдо древнеримского стола.
– Миска вареной полбы в день, и то не всегда. Ну, и что на храмовой кухне украду.
Заметив недоуменный взгляд девушки, он пояснил:
– Я сирота, родителей не помню. Знатные родственники совсем малышом отдали в храм Аполлона, учиться. Вроде как, способности у меня особые; на самом деле – просто сбыли с рук. Иногда, правда, брали к себе на приморскую виллу: родственные связи восстанавливать. Ну, а в храме… там все друг друга ненавидят, слабых шпыняют: подай, принеси, помой… Одна радость была – в Город сбежать! Бывало, до позднего вечера не возвращался.
– И что в храме? Били?
– Если замечали, что сбежал, – били. Чаще, правда, не замечали – кому я нужен? А, это не интересно. Ты лучше скажи, почему девчонки так щипаться любят? Нет, серьезно! И почему у них такие тонкие и костлявые пальцы? Была одна такая, дочка рыбака; как воткнет свой палец в бок, аж до печенок достанет!
– Не надо девочек за волосы дергать! Это больно и обидно!
Некоторое время они шли молча, и прохожие перестали обращать на них внимание – пара и пара, каких тысячи. Удивительно, как может человек измениться даже внешне, в зависимости от своего внутреннего состояния! Напряженная, звенящая мрачной силой тьма, всегда окружавшая Катона, рассеялась и что же осталось? Обычный парень, полностью поглощенный общением со своей девушкой! Его не узнавали, даже пару раз чувствительно толкнули; потом, обмирая от страха, рассыпались в извинениях.
– А где она сейчас?
– Кто?
– Та девочка, дочка рыбака.
– Не знаю… наверное, уже замужем, детей штуки три, не меньше. Муж, загорелый могучий рыбак, на закате возвращается домой, а она с детьми стоит на берегу и высматривает в море его парус… один малыш, очень толстый, на руках у матери, двое цепляются за края столы…
– Рыбачки не носят столы, на ней широкая юбка и рубаха с корсетом!
– Ага! Корсет распущен, потому что в животе – четвертый.
– Пусть все так и будет! – горячо сказала Кассия. – Подай, Господи!
И перекрестилась. Катон дернулся, как от удара, и остановился.
– Что с тобой? – встревожилась Кассия. – Ты побледнел весь… сердце, да?
– Нет, ничего… это от гарума твоего… надо же, мерзость какая! Сейчас все пройдет…
– Да тебе лежать надо! Зайди к нам – пришли уже.
– Нет. У вас мне лучше не станет, это уж точно. Домой пойду. Вот твоя корзина с тухлятиной…
Поставил на мостовую корзину, повернулся и быстро зашагал прочь. Из дома вышел Целерин и задумчиво посмотрел вслед магу.