ТРИ БРАТА
Шрифт:
Она побледнела, глаза ее наполнились слезами, и вдруг все, что накопилось в ее душе, прорвалось, она гневно прошептала:
– Жизнь он мне разбил, этот кобель! Испоганил меня. Я не могу глядеть Рахмиэлу в глаза…
– Кто? Танхум? – побледнев, переспросил Давид. Кровь прилила к его вискам. Слова Фрейды словно ножом полоснули его по сердцу. Овладев собой, он с состраданием гладил ее волосы, утешал:
– Не плачь, Фрейделе, не плачь! Дорого заплатит этот негодяй за слезы, за страдания и обиды, которые он причинил тебе и другим людям… Не уйти ему теперь от нашей карающей руки! Со всеми такими, как он, мы рассчитаемся.
Фрейда с трудом удержала душившие ее слезы. Давид взволнованно ходил по хате из угла в угол.
– Где Рахмиэл? – спросил он. – И где свекор?
– Свекор ушел куда-то, а Рахмиэл… Он опять работает там… у него… Он ничего не знает о том, что я тебе рассказала, и свекор тоже не знает.
– Ну и лучше, что не знают.
– Я боюсь рассказывать им об этом… Как-то пыталась, но не смогла.
Несколько минут, Давид стоял с опущенной головой, потом твердо сказал:
– Не беспокойся, Танхум за все получит по заслугам. За все…
Весть о том, что землю будут делить по душам, вконец пришибла Танхума. Домой он пришел расстроенный и злой.
– Пропали мы! Пропали! – выпалил он и забегал из угла в угол, не находя себе места.
– Что случилось? – спросила испуганная Нехама.
– Что, что? Уму непостижимо, до чего додумались эти… Ну, из новой власти…
– Говори толком, что стряслось? – умоляла Нехама. – Чего бегаешь, как сумасшедший?…
– Сойдешь с ума. Подумай только, какое решение они вынесли… Не иначе, как Давид, назло мне, надоумил их на такое.
– Да скажи, наконец, что случилось?
– Землю будут делить по душам… Сколько мы с тобой той земли получим? Подумай только! Вся земля попадет голодранцам. Детей они наплодили много, и земля теперь будет в их руках.
– И чего ты беспокоишься? – утешала его Нехама. – Разве они сумеют обработать эту землю? Опять тебе отдадут.
Слова Нехамы немного успокоили его. Но тут же он вспомнил: на сходе говорили, что беднякам окажут помощь в обработке земли. Надо разузнать, как это будет. Но с кем потолковать об этом?…
После некоторых раздумий Танхум решил поехать на базар. Там он встретится с людьми, которые, наверное, знают, что к чему.
Давно Нехама пристает к нему, чтобы в один из воскресных дней они съездили на базар и купили хоть полдесятка гусей.
– Купили бы гусей весной, был бы теперь у нас полон двор… Сколько лет живем, никак не могу допроситься купить гусей.
– Только их мне недоставало! – сердился Танхум. – Больше мне думать не о чем. А на какой черт их разводить? Чтобы коршуны их таскали? Или чтобы они попадали под ноги лошадям? И кто за ними ходить будет?
Но Нехама не унималась, без умолку пилила его, доказывала выгоду, какую могут принести гуси. Танхум все не соглашался. И вдруг молча выкатил бричку из риги, приволок упряжь и начал запрягать лошадей.
– Одевайся, да поживее! – крикнул он Нехаме, просунув голову в дверь. – Ты ведь хотела на базар поехать… Давай съездим.
Нехама наскоро оделась, закуталась в теплую шерстяную шаль и подошла к бричке. Танхум приладил сиденье, велел жене поудобнее усесться.
– Стой!… Стой! – натянув вожжи, он сдерживал лошадей, чтобы они не тронулись с места, пока Нехама не сядет. Затем ловко сам вскочил на бричку.
– Должно быть, в гости собрались, – говорили соседи, оглядывая статных вороных кобылиц. – Потому в новой бричке едут.
Лошади неслись быстро, бричка то и дело подпрыгивала на выбоинах и кочках.
– Надо поторапливаться, – бормотал Танхум, – раз уже поехали, надо вовремя попасть на базар, вместе с людьми.
Он помахал в воздухе кнутом, и лошади побежали быстрее. К базару Танхум подъехал с подобающей богатому хозяину важностью.
Разнуздав лошадей, он бросил им охапку сена и пошел бродить по базару в толпе крестьян и крестьянок, меж подвод, груженных птицей, овощами и всем тем, чем богата щедрая украинская земля и что способны создавать руки умельцев: затейливые вышивки, обливные горшки и кринки, забавные детские игрушки. Знакомые мужики из окрестных сел и хуторов почтительно кланялись Танхуму, останавливали его и спрашивали:
– Что хорошего привез на базар? Продаешь что? Или купить что-нибудь хочешь?
Танхум шепотом, словно собирался сообщить какую-то тайну, на полу-русском, полу-украинском языке, примешивая и еврейские слова, выпытывал у одного мужика:
– Говорят, что землю делить будут… Сколько на вашу долю получится?
Не находя нужных слов, чтобы яснее выразить свою мысль, он жестами смешно показывал мужику: если так делить будут, только на могилу каждому достанется. При этом он злобно хихикал дребезжащим тенорком.
Увидев другую группу мужиков, он незаметно подошел к ним и стал прислушиваться, о чем они толкуют меж собой.
– А ты богатым скоро станешь, – не без зависти обратился он к одному из тех, на арбе у которого сидели ребятишки. – У тебя еще дома дети есть?
Мужик глядел на Танхума, не понимая, почему он спрашивает, сколько у него детей.
Показав на женщину, стоявшую рядом с арбой, Танхум спросил:
– Это твоя жена? Красивая, видать, каждый год рожает… С десяток их есть в хате? – показал он пальцем на детей.
– Ну и что? – недоумевал мужик.
– Землю ведь будут делить по душам, а у кого много детей, тот получит много земли и сразу разбогатеет, – разъяснил Танхум.
– Верно… Верно, – довольно покачал мужик головой. Обескураженный, расстроенный, долго бродил Танхум по базару, прикидывал в уме, сколько земли достанется ему, если и вправду делить будут на души.
– Пропади вы! – с досадой ворчал Танхум. Зависть к тем, у кого много детей, не давала ему покоя. – Чтоб их разорвало! Им достанется вся земля. А на мою долю что? Шиш получится!