ТРИ БРАТА
Шрифт:
– Ой, кажется, папа мой! – крикнул он и со всех ног пустился домой с криком: – Папа, папа идет!…
Из дома выбежала Фрейда и, увидев во дворе Рахмиэла, упала в обморок.
Сбежались Соседи, родственники, привели ее в чувство.
Бера в это время не было дома, а когда он пришел и увидел сына, остолбенел. Придя в себя, старик обнял Рахмиэла и начал журить женщин, плакавших от радости.
– Перестаньте слезы лить… Радоваться надо, а не плакать.
– Вы ведь и сами плачете, реб Бер, – сказала Гинда, жена Гдальи, вытирая платком слезы.
– Еще
Взбудораженный встречей с родными и близкими, Рахмиэл забыл о гостинце для сынишки – о пряниках, купленных на последние гроши.
– Ну, и вырос же ты, орленок… Узнал своего отца.
– Он каждый день вспоминал тебя, ждал… – сказала Фрейда.
Войдя в дом, она налила миску воды, позвала Рахмиэла умыться, а сама быстро начала накрывать на стол. Рахмиэл был голоден, но еда не шла ему на ум. Только теперь, сидя у стола, он заметил, как похудела жена.
– Ох, и намоталась она, бедная, без тебя, – сказал Бер, видя, с каким сожалением Рахмиэл смотрит на Фрейду. – Да и я хлебнул немало горя. Но ей было труднее. Она надорвала свое здоровье у Танхума. Хоть и болела, но не сдавалась и работала из последних сил.
– Что с тобой, дорогая? – спросил Рахмиэл, ласково глядя на жену.
– Ничего. Раз ты со мной, я скоро поправлюсь…
– Но что все-таки случилось?
– Ничего. Не хочу вспоминать… Пережито немало… – Фрейда заплакала.
Бер и Рахмиэл пытались утешить ее, но женщина продолжала плакать.
Она несколько раз поднимала голову, но, как только встречалась глазами с мужем, сердце ее сжималось от боли и слезы заволакивали глаза.
Утром чуть свет Рахмиэл поднялся, начал одеваться.
– Чего тебе не спится?… Отдохни немного, – сказала Фрейда. – Рано еще.
Не спится… хочу людей повидать. Может, насчет работы поговорю.
– Ты что?… Куда тебе работать? Пусть рана заживет… Отдохни недельку-другую.
Рахмиэл наспех позавтракал и стал собираться.
– Ты все-таки уходишь?
– Пойду поищу работенку.
– Куда пойдешь?
– Зайду к Танхуму… Куда же еще?
– Не ходи к нему… Не ходи… Прошу тебя. – Фрейда начала его умолять. – Не надо к нему ходить!
– А в чем дело? Он тебя обидел? – спросил Рахмиэл, с беспокойством глядя на жену.
На миг у Фрейды мелькнула мысль рассказать мужу все и освободиться от тяжести, лежавшей на душе. Но, посмотрев на исхудавшее лицо Рахмиэла, на его запавшие глаза, не решилась. «Зачем причинять ему боль? Зачем отравлять ему радость возвращения домой? – рассудила она. – Как ни тяжело, надо до поры до времени скрывать свою обиду и позор».
– Не знаешь разве Танхума? – ответила она после недолгой паузы. – С виду он мягок и тих, а сердцем лих. Всякое было… Придет время – расквитаемся.
– Знаю, хорошо знаю Танхума, от него всего можно ожидать, – махнул рукой Рахмиэл и вышел.
Он покрутился немного по двору и после некоторого раздумья отправился к брату.
От Рейзы, жены Михеля, он узнал, что Танхум еще утром уехал куда-то и неизвестно, когда вернется. Рахмиэл
Рахмиэл старался всех успокоить, ободрить. Разговор затянулся.
– Хозяин едет! – крикнула одна из женщин, заметив Танхума. – Ох, и кричать же он будет, когда увидит, Что мы болтаем.
– Ничего, увидит брата, станет помягче, – отозвалась другая.
Заехав во двор, Танхум сразу заметил брата. О том, что Рахмиэл вернулся, он узнал еще вчера, но сделал вид, что только сейчас узнал об этом. Выпучив глаза, он крикнул:
– Смотри, Рахмиэл! Приехал? На побывку или совсем?
Танхум смотрел на брата виноватыми глазами, пытаясь разгадать по его лицу, знает ли он, что было у него с Фрейдой.
Рахмиэл подал руку брату.
«Ничего не знает», – решил Танхум. Он расчувствовался, обнял Рахмиэла и расцеловался с ним.
– Пойдем в дом, – пригласил Танхум брата.
Из передней он крикнул жене, которая возилась на кухне:
– Нехама! У нас гость. Посмотри, какой гость у нас!
Нехама выбежала и, увидев Рахмиэла, обрадовалась:
– Вот это гость так гость!… Я еще вчера знала, что он приехал, но зайти к нам не соизволил. И во дворе у нас долго стоял, а в дом не зашел. Он предпочитает чужих…
– Считаться будем потом, – перебил ее Танхум. – А пока пойди-ка на кухню, приготовь нам что-нибудь вкусненькое.
Танхум подал брату стул. Они сели за стол друг против друга. Рахмиэл опустил голову, явно недовольный чем-то, и мрачно поглядывал то в одну сторону, то в другую.
Танхум пытался завести разговор с братом, но тот не поддержал его, на вопросы отвечал неохотно и отрывисто.
Рахмиэл ждал, что Танхум заговорит наконец об отцовском наделе. Еще до ухода на фронт Рахмиэл убедился, что он и Заве-Лейб, в сущности, работают на своей земле как батраки Танхума, что их младший брат не только хозяйничает на их земле, но и распоряжается ими, своими братьями. Это стало особенно ясно после приезда в Садаево Давида. Сейчас Рахмиэлу хотелось выяснить их отношения. Но Танхум всячески уклонялся от этих разговоров, держался настороженно, предупредительно. Опасаясь, что Рахмиэл что-то знает или догадывается о том, что произошло между ним и Фрейдой, он старался быть к нему особенно внимательным, твердил о своих благодеяниях, оказанных семье брата за годы войны.
– Последним куском делился с отцом и Фрейдой. Что только мог, делал для них. То подкину пудик муки, то арбу соломы подвезу… то молока дам, простокваши… ни в чем не отказывал им.
Почувствовав, что у Рахмиэла эти слова вызывают раздражение, и боясь, как бы не растравить старые душевные раны брата, который, чего доброго, начнет еще шуметь, Танхум замял разговор и побежал на кухню, требуя, чтобы жена скорее подала к столу завтрак.
Нехама поставила на стол сметану, яичницу и еще кое-что, но Рахмиэл наотрез отказался завтракать.