Три Царя
Шрифт:
Балдур сделал шаг назад, и положив руку на рукоятку револьвера покачал головой. Мать, широко раздвинув ноздри набрала воздух и душераздирающе закричала. Закричала так, как не кричала никогда. Её единственный живой глаз, подёргивался и слезился от усталости и горя. Она молила всего об одном, об одном выстреле который наконец избавит её от жизни, в то, что нет её дитя.
Человек. Может ли он в действительно решать судьбу других существ? Быть настолько хладнокровным, чтобы сперва истощить, а затем смотреть как умирает его «жертва»? Сможет ли он потом оправдаться перед богами, забыть этот взгляд и этот крик? Балдур возненавидел себя, и главное то, что он чувствовал.
Балдур упал на колени и посмотрел на неё. Он думал о Сырнике, и внезапно все его инстинкты притихли, он не боялся умереть. Человек, существо полное противоречий и глупости. Если она найдет в себе силы для последнего удара, значит на то воля богов. Стервятник положил руку на её чешуйчатую голову, и взглянув вглубь, беззвучно прошептал.
«Видят боги, я не принёс вреда твоему дитя, великая мать, я принёс его тебе. Я прошу простить меня, перед ликами всевышних. Я буду вечно скорбеть о твоём потерянном дитя и никогда не забуду того, чего сделал сегодня. Прости, но я не выполню твою просьбу, просто потому что не смогу, и не кому не дам этого сделать. Пережитое тобой, никогда не сделает тебя прежней, как и меня. Этот день, будет чёрным, тёмным и омраченным обоюдной потерей, великая мать. Всё что я могу сделать, это вернуть тебе силы, и дать совершить божественный суд. Прости меня. Прости меня, великая мать. Тот, кто это сделал, понесет заслуженную кару, в этом моё тебе обещание. Если я останусь жив, то не успокоюсь пока не найду его, и не совершу с ним то, что он сделал с твоим дитя. Ежели решишь иначе, то увидев тебя в Нави, надеюсь, возьмешь в свой Род»
Балдур достал радужный кристалл и поднёс ко рту аспида. Почуяв свой дух, богатый, сильный, и манящий, она потянулась, а затем внезапно остановилась.
— Ты должна жить. Должна, — сквозь боль прошептал Стервятник.
Она посмотрела на него вновь и закрыла единственный глаз. Балдур положил на её вывалившейся язык кристалл и добавил те, что остались от иглопузов. Первыми зашевелились крылья, а затем она резко открыла оба глаза, и угрожающе зарычала. Он так и сидел на месте.
Она вскочила на обе лапы и отпрыгнула назад, оглядываясь по сторонам. Казни в тот день так и не произошло, боги решили пощадить и Балдура, и скорбящую женщину. Перед тем как взмахнуть израненными крыльями и отправиться к небесам, она бросила последний взгляд на человека, лишь тогда он понял, что это значило.
Никто и никогда не смотрел так на него. Ни Сырник, ни Дэйна, ни Ярик и даже Мира. Это был взгляд любящей матери. Матери, которой у него не было никогда.
Глава 33
33
— Извини, мудрейший, но я вынужден отказать, — раздался басистый голос по огромному приемному залу.
Ратомир, уже привыкший видеть на соседнем троне свою уже не невесту, а жену, безвыходно покачал головой. За весь разговор он так и не сменил серьезной гримасы на лице. Солнцеликий бросил короткий взгляд на озадаченную женщину, что редко вмешивалась в беседу, и продолжил:
— Ты знаешь меня, странник. Пришел бы за помощью в другой день, я бы все свои дружины послал, но не сейчас. Сейчас не могу. Над нашими границами возникла угроза куда больше серьезная, чем та, о которой ты ведешь свой рассказ.
Старик молча поклонился.
Ратомир прикусил нижнюю губу:
— Что-то я всё же смогу сделать. Моя дорогая жена Елена напишет весточку своему отцу, он если согласится, то переведет часть своего Меджьего резерва к юго-восточным границам. Большего не могу обещать. Извини.
Старик склонился в пояс:
— Да хранят тебя боги, Ратомир Солнцеликий, о великий и благородный князь. Да целуют они темечко детей твоих. Да окутают дом твой защитой и благословлением.
Солнцеликий кивнул в ответ:
— Куда теперь путь держать станешь? Обратно во леса? Отшельничать?
— На север, государь. К аностам подамся, ответы искать, если боги позволят, — старик произнес эти слова, не отрывая взгляда от правителя, что было дурным тоном.
— Не останешься? — вопросил князь, заранее зная ответ отшельника.
— Нет, государь, — Ответил тот, и для верности еще раз поклонился.
— Ну как знаешь, — Решил не настаивать Солнцеликий, и согласно взмахнул рукой. — Не забывай только, здесь тебе всегда рады. В Красограде каждая собака знает имя твоё, и что ты сделал в свое время для моего отца. Пока я жив, и род мой правит, это не изменится.
— Спасибо, государь на слове добром, — старик поблагодарил, придерживая длинную и седую бороду. — Пойду я тогда, если вы не против, государь.
— Ступай, странник. Только не по-гостеприимному это, отпускать, не угостив. Загляни на кухню, путь сам знаешь. Прикажи накормить и в дорогу соленье да копчёностей выдать, — князь одарил на прощание старика легкой улыбкой.
— Загляну государь, благодарю. Всеми богами благодарю.
Он еще раз поклонился в пол ему и его прекрасной жене, а затем, дождавшись разрешения, отправился прочь. Через пару мгновений его место занял другой просящий. Человек склонился в уважении, а затем принялся молить. Старик не стал слушать слова, ведь они для него не имели ни веса, и даже толики интереса. Он прошел мимо гостей, что пытались рассмотреть его глаза, через длинные и седые волосы.
Дорогу он действительно знал, но о своем прошлом, как и о времени, проведенном в стенах Красограда, старый отшельник предпочитал не говорить. Его немного удивило то, что с того момента интерьер практически не изменился. Всё те же картины, скульптуры и драгоценные столбцы богов.
На мгновение старик позволил себе окунуться в воспоминания. Он отчетливо помнил, как бродил по этим коридорам еще будучи юным мужчиной. Помнил как с первой сединой на висках, он врачевал местных жителей, и даже писал собственные статьи и заметки для медицинских трактатов. Последнее, к сожалению, ему так и не удалось выпустить в свет, однако на своём болоте он успел прикопать толстые сшитые воедино страницы. Быть может в один день он вернется в эти стены, во времена более спокойные, и всё же опубликует свои труды.
Он свернул в маленький проход, который постепенно расширялся и в конце концов привел его на ту самую кухню. Еще не дойдя до двери, старик почувствовал ароматные запахи чего-то мясного. Стряпух отбирали со всего княжества, даже с маленьких деревень. Кормить самого князя и его семью считалось великим почетом, поэтому каждая из них была обучена своему мастерству, и могла посоперничать с царскими кухарками.
Старик остановился у распахнутой двери и, потоптавшись на месте, поклонился, после чего позволил себе войти. Домовые и праздные духи в обиталищах знатных господ вели особую службу. Они с крайней выборкой допускали незнакомцев в свои зоны и пристально наблюдали за ними.