Три Царя
Шрифт:
— Четыре года. Это долгий срок, даже для опытного отряда, Сырник, — Балдур неожиданно прервал молчание. — У каждого своя жизнь, свои цели, свои стремления. Я уверен, что Яруша каждому лично пообещал Золотую Рыбку и три желания.
— Ну не могут наши быть настолько тупы, — возмутился Сырник. — Чтобы на слово поверить многоликому. У него даже дух фальшивый, я при каждой встрече его не узнаю. Как можно доверять такому человеку?
— Жизнь, — ответил мужчина
— Что жизнь? — Сырник с интересом заглянул из-за плеча.
— Жизнь раком поставит, не так будешь изворачиваться. Помнишь село то на озере? Их как
Сырник перешел на спокойный тон, а в голосе и во взгляде раздались нотки невесть пойми откуда рожденной меланхолии.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего, — не стал тянуть с ответом Балдур. — Единственное, что за каждой тайной есть своя история, и порой объяснить её невозможно. Я не виню их, так как понимаю, что свою... нашу историю я не смогу рассказать словами.
— Даже мне?
— Тем более тебе.
Они вновь замолчали, и могло показаться, что окружение перестало быть столь жутким и отвратительным. Глаза с интересом наблюдали и внимательно слушали за разговором двоих. Ощущение складывалось, что неведомая сила за кулисами в качестве дирижёра отложила в сторону свои обязанности и, заворожённая представлением, собирала каждую крупицу слов.
— Тогда на озере, — Сырник вернулся к теме. — Я знаю ты не почувствовал, но это был могильный свет. Те твари, измененные, уродливые, они практически такие же, как и здесь. И послание, оно ведь было адресовано не всем нам, и даже не нам с тобой... — он сделал паузу. — А тебе? Она тебя искала, тебя ищет, поэтому, когда карлик упомянул «Её» тебя так переклинило? От чего мы бежали все эти годы? От чего ты так пытался меня оберегать?
Балдур попытался ответить, но слова утонули в его глотке, и вместо этого он издал невнятный и отрывистый звук.
— Есть же причина, — сделав глубокий вдох, продолжил аури. — Я никогда этого не говорил, но могильный свет пугает меня до колик, а я встречался с ним буквально пару раз. Почему тогда меня так трясёт каждый раз, что сдвинуться с места не могу? Я должен знать, потому что это только начало.
В тот момент Балдур осознал, что как бы ему не хотелось оттягивать момент этого разговора, и в идеальном случае избежать его навеки, больше не получится. Сырник был прав, за двадцать лет они столкнулись со своим прошлым, и, если они оба хотят выбраться, он должен знать правду. Сырник явно требовал ответов, и не дождавшись слов человека, продолжил.
— Я посчитал. Средняя продолжительность жизни у нас около восьми десятков, мне, по твоим словам, в районе двадцатки. Только вот паскудно я себя порой ощущаю, словно мне минимум в двое больше, а иногда энергия прёт, как у младенца. Этот могильный свет, чтоб паскуда его скрутило, явно на меня влияет. Я понимаю твою осторожность, и не стану спрашивать о твоей истории, но я должен знать, что со мной не так.
Балдур остановился и бережно снял Сырника с плеча. Тот по началу сопротивлялся, и не давался, думая, что его вновь швырнут, но затем успокоился, увидев загадочную тень улыбки на лице стервятника. Балдур аккуратно поставил его на осколок рухнувшего потолка. Сырник посмотрел в глаза человека, и увидел в них то, что никак не ожидал. Балдур был совершенно спокоен, расслаблен и за долгое время, тепло улыбался. Он даже убрал руку с револьвера и произнес.
— Ты прав. Есть причина, почему ты боишься могильного духа, и почему я тебя оберегал от него. Всё дело в том, что...
Сырник, в диком приливе жажды ответов, не успел заметить, как внезапно появился чей-то дух. Он позволил себе отвлечься, и цена этому была велика. Сквозь стену, разрывая плоть вырвался длинный и тонкий хитиновый коготь, пронзая шею человека. Всё произошло настолько быстро, что даже кровь хлынула лишь через пару мгновений.
Фонтан алой субстанции окропил стены прокаженной кровью человека. Балдур так и не сумел ответить на вопросы Сырника. Его теплый взгляд и редкая улыбка замерли в мёртвой гримасе, обжигая душу холодом смерти. Последнее, что он сумел сделать, это в отчаянной попытке протянуть руку к аури, которого в конце концов так и не сумел уберечь, прежде чем рухнуть бездыханным телом. Сырник потянулся, но не успел схватиться за пальцы человека.
Балдур пал, и его кровь беспомощно растекалась, а взгляд намертво замер. Не было в нём ни ужаса, ни боли, и даже страха, казалось, он отправился к богам, ничего не сожалея. Сырник запрыгнул к нему на грудь, как вновь оцепенел. В очередной раз он ощутил прикосновение могильного духа, и обернувшись, заметил, как минуя толстый слой каменной стены, показалась фигура. Фигура облаченная в длинный стревятничий плащ, а на бедре переливалась сапфировая рукоять револьвера.
Глава 55
55
Слепящее и ряженое зимнее утро улетучилось, словно сдутый ветром туман. Кислица выглядывала из-под мокрого снега мёртвыми листьями, словно провожая теплые дни последней слезой. Солнце стояло высоко в зените, однако лучи его величия более не грели своим теплом. Они падали на холодные стволы деревьев, продираясь сквозь пустующие кроны.
Зима полностью хозяйствовала в землях Бролиска, превращаясь в ледяные угодья Марены. Она нежно убаюкивала ветрами, укутывая их в морозные одеяла из свежести и колкости. Смертные верили, что с первым дуновением лютого ветра, Марена впускает жизнь, иную совсем, нежели весной, летом и осенью. Даже солнце слушается её воли и заходит за горизонт куда раньше.
Жители Бролиска гуляли, пили три дня во имя и славу великой богини Марены, а после чего ждали её ответа. Если на утро четвертого дня, подует легкий холодок, то богиня довольна, а ежели пургой заметет все дома да избы, то пеняй на себя. Обычно, с началом зимы, цветастые палитры запахов разносились по всем землям и проникали даже в густые леса, однако этой зимой было, на удивление, тихо и свежо.
Среди одиноких и исхудавших березок на шершавом пеньке сидел мужчина, рассматривая лезвие своего ножа. У его ног покоилась охапка хвороста и пара поленьев для костра, но разводить он его еще не собирался. Он плюнул на кремень, что держал в другой руке, и пару раз прошелся по лезвию. С прошлой охоты клинок крепко увяз в мускулистой кабаньей спине, и ему пришлось продираться сквозь кости и ребра.