Три цветка и две ели. Третий том

Рина Оре

Словом, никто не мог знать наверняка, куда отправится душа после успокоения, в Рай или жаркий Ад – на лечение от влажных Пороков. В Юпитералий Дьявол отпускал грешные души из Ада, дабы они вспомнили земной мир, послушали воспоминания о себе от семьи, друзей или недругов, да осознали, за что их наказали мучениями. Призраков тянуло к своим останкам, к склепам, могилам, кладбищам; там они понуро сидели и ждали подношений. Иные, уставшие ждать, бродили по дорогам в поисках своих любимых. Так, два дня в середине восьмиды Веры всецело принадлежали мертвым. В мрачное празднество Юпитералий не справляли свадеб, дней рождения, иных торжеств. В храмы приходили даже те меридианцы, которые преступно пропускали службы по благодареньям. Призраков боялись, хотя они не могли причинить людям серьезного вреда: как максимум могли лишь напугать самых впечатлительных.

А Маргарита с детства любила Юпитералий. Дядя ей рассказывал, что ее папа унаследовал хороший

дом в Хлебном городе Бренноданна, что он, старший Синоли Ботно, часто направлялся гильдией плотников строить в других землях мосты, дворцы и замки, что доход был у семьи на зависть прочим, что семья ни в чем не нуждалась, что ее мама работала цветочницей исключительно от скуки и неполный день. Всё резко изменилось, когда старший Синоли Ботно занедужил меланхолией: он стал выпивать, к тому же отказался более работать для гильдии в других городах – и доходы семьи резко упали. Должно быть, очень резко – Маргарита смутно помнила тот дом в Хлебном городе, ведь покинула его в свои пять без малого лет, вскоре после смерти матушки. Она помнила, что уже тогда ни на что не хватало денег, а всё ценное родители продали. Затем Маргарита, два ее брата и отец жили в Портовом городе, в комнатке на третьем этаже инсулы. В той комнатке они вчетвером и ели, и спали, и мылись, и всё-всё делали. Средств за проданный дом хватало отцу на пивные и семье на пропитание, но не на вкусности, такие как пироги, тем более конфеты. Юпитералия Маргарита и два ее брата с нетерпением ждали целый год. Богачи в празднество мертвых начинали угощать бедных уже после полудня первого дня, оставляя вдоль дорог горшочки с мясными обрезками и всем тем, что им не годилось для застолья, а утром второго дня люди жертвовали абсолютно всё недоеденное и недопитое за поминальный обед: отвозили горшочки с едой к могилам или снова ставили их вдоль дорог.

Более Маргарита не бегала в поисках «сокровища», хотя ей нравилось – интересно, весело и награда в конце. Второй год подряд она встречала Юпитералий так, что сама себе завидовала. Вечером двадцать третьего дня Веры огромный дубовый стол в ее доме, в Рюдгксгафце, ломился от яств, и на поминальный обед собралось столько друзей, столько дорогих людей! Пришли все «демоны», «черти» и люди Рагнера, были Гёре и Геррата, и много кто еще.

Во-первых, ее там была Хельха, вторая мама Ангелики. В семье Юлугов намечались перемены. Рагнер передал Ольвору четверть выкупа за свободу принца Баро в виде банковской грамоты, и Хельха, узнав, что у них теперь есть груда золота, наотрез отказалась более жить с сыном на корабле – Ольвор наотрез отказался покупать дом где-либо еще, кроме Улы, и бросать «капитанить». Как поняла Маргарита из их громогласной, достойной этих двух великанов, перебранки, Ула тоже не являлась Лимонарием в оранжерее, и Хельха тоже не хотела там сидеть одна по полгода, без мужа, родных и друзей. Рагнер посоветовал Ольвору построить такой дворец на Уле, чтобы Хельха «грохнулась», а пока мудро прикупить «домишку» там, где жена требовала – на ее родном острове Утта. Еще он позвал друга в «верфную долю» – мастерить вместе корабли, ведь если что, то Рагнер спокойно себе помрет, зная, что его «божественная высь», то есть банальная земляная насыпь у реки и моря, в надежных руках. Маргарита его тогда больно ущипнула за подобные речи о смерти, мысли и намерения. Ольвор согласился и сразу заказал «улайскую лодку размерум с дворцу», длинную, как галера. На том друзья и договорились. Рагнер был счастлив – Ольвор будет часто бывать в Ларгосе, Маргарита не очень.

Во-вторых, на пиршестве был Лорко, сердешный отец Ангелики. К Юпитералию его синий нос приятно порозовел, значит, настала пора готовиться к рыцарству и свадьбе. Енриити ныне была без ума от своего жениха; когда и как влюбилась в «рыжего проныру», не понимала. И еще она не понимала, в каком краю им жить. Лорко, «дамская тряпка» (Рагнер!), ни на чем наотрез не настаивал и сказал невесте «гдя хошь». Тогда же, на застолье в Юпитералий, Рагнер столь премного обрадовал Маргариту – сообщил, что раз они опекуны Енриити, то им надо «прошмыгнуться в Лиисем» (Лиисем!) и оформить все бумаги, разобраться с наследством и могилами – храму Пресвятой Меридианской Праматери требовалось заплатить до Меркуриалия целых шестнадцать золотых монет, иначе кости вынесут из кладбища в загородный склеп. Стало быть, Рагнер, Енриити, Лорко и Маргарита (конечно, и Ангелика тоже) по весне отправлялись в долгий путь, и герцогиню Раннор к ее шестнадцатилетию супруг одаривал волшебным подарком – восьмидой и не меньше в «свинячьем имении». Восьмида и не меньше с любимейшим дядюшкой Жолем, с милой Беати, с сердешной дочкой Жоли, с вредными, но всё равно любимыми братьями, Синоли и Филиппом, и такой дорогой ее сердцу голубоглазой Звездочкой! (И да, Рагнер, дед Гибих мне тоже дорог, и никакой он не вонючий старых хрен!)

В-третьих, Магнус и Марлена повенчались по-настоящему. Как? Огю Шотно взял и согласился на развод, Магнус же провел тайную церемонию. Пригодился

образ Пресвятой Праматери, найденный на чердаке Рюдгксгафца! Что до самого Огю Шотно, то торгаш из него тоже вышел дрянь, как сказал Рагнер, – ни о чем толковом с аптекарями он не договорился, да и герцог Раннор, ныне уважаемый сыродел Брослоса, более не нуждался в аптекарях (прощай глисты!), чтобы сбывать свою «Веселую Смерть»: пусть прибыль от черного сыра будет не в семьсот пятьдесят раз, а куда как скромнее, зато никакого позора. В итоге дороги Огю Шотно и Рагнера Раннора разошлись: далее быть смотрителем Ларгосца Огю отказался – и Рагнер вроде бы опечалился, но вроде и обрадовался одновременно. Теперь ему требовался управитель, причем срочно, пока пауки от счастья не наплели паутины с удвоенным рвением да работники не обнаглели пуще прежнего. И вот (как тут не поверить в Божью волю?) – накануне Юпитералия нашелся Линдсп Вохнесог!

Он сам пришел в Рюдгксгафц – спросить, где могила Мираны. С ним были его супруга Пенера и (ну надо же!) Раоль Роннак. Далее Рагнер узнал, как Линдсп заколол Эгонна Гельдора, как бежал, как всего боялся – особенно черноусого Раоля, какой тоже бежал подальше от Брослоса и оказывался с четой Вохнесог то на корабле, то в тех же городах, где они останавливались. Раоль каждый раз при встрече обрадовано им махал, и у Линдспа в конце концов не выдержали нервы – он решил ему сдаться. Затем Раоль узнал всю правду, затем они все трое узнали о переменах в Брослосе.

Рагнер от души наорал на Линдспа: за неблагодарность, за то, что тот прятался, за то, что подумал, что он швырнет его палачу. И больше всего бранного, дикого ора Линдсп заслужил за то, что бросил тело Мираны в подвалах Больницы и ничуть не позаботился о ее могиле. Рагнер проводил Линдспа в парк – к статуе маленькой девочки, играющей с куклой (именно такой помнил Рагнер Мирану) и там сказал Линдспу, что у него есть два пути – стать второй могилой по соседству или отправиться в Ларгос да искупить вину каторжным трудом, работая смотрителем его замка до осени. Линдсп очень боялся указывать такой «страшной женщине», как Железная Олзе, но от безысходности согласился. А за Рюдгксгафцом с радостью согласилась присмотреть Марлена, заодно весьма недурно заработать и отдать долг Огю Шотно. Рагнер же мог теперь спокойно путешествовать: сперва он обещал показать Маргарите восхитительный Нолндос и великое «голубое-голубое» озеро Каолаол, далее – соседнее королевство Ладикэ и роскошный дворец братца-Ивара, а перед Орензой – остров Утта – «нечто неописуемое».

На Раоля Роннака орать Рагнер не стал (охрип после Линдспа), но сказал, что ему лучше убраться из Лодэнии, ведь с такими «тайными знаниями» да при таком болтливом языке долго не живут, – предложил поехать вместе с ним в Орензу: мол, там, в Бренноданне, Рагнер его пристроит в какое-нибудь войско. Раоль тоже от безысходности, с грустью в сердце, согласился позабыть край, где жила мона Соолма Криду.

В Рюдгксгафц, на поминальный обед Юпитералия, Аргус пришел вместе с Эмильной. Маргарита и ее простила, показала ей свою «двенадцатидневную Ангелику» – и узнала, что Эмильна тоже ждет ребенка, но Аргус венчания с ней не мыслит, о своем ребенке позаботится. Чему удивляться? Аргуса ждала блистательная звезда канцлера, Эмильна же являлась бывшей бродяжкой и «многого повидывала», так сказать, до Аргуса. Подобной супруги канцлер Нандиг иметь не мог. Он, кстати, уже изменился: одевался Аргус всегда хорошо, со вкусом, но согласно своему невысокому статусу; ныне – так броско и так неотразимо выглядел, что любой бы модник съел с досады свои башмаки. Рагнер шепнул Маргарите по секрету, что прозвал его «павлин», и попросил Аргусу не проболтаться, а то тот до сих пор, кажется, на него немножечко серчает за пушки с «Хлодии». Но в целом Аргус и Рагнер вновь стали лучшими друзьями и братьями.

Эорик добился руки и сердца Марили. Они наметили венчание в Брослосе на конец зимы и продолжение свадьбы в Ларгосе дней на десять, как положено наместнику герцога. Сразу после Юпитералия Эорик отбывал в Ларгос, чтобы посмотреть: стоит ли он еще на месте из-за «старого котенка-неженки», а то Рагнер тревожился. Марили поклялась дождаться жениха в Рюдгксгафце и из-под венца не бегать. Заодно «Медуза» увозила Линдспа, Пенеру и задание для Ваны Дольсога – «нагениалить» теперь длинный парусник; назад привозила наряды герцогини Раннор, достойные очей короля Ивара IX. «Краса моя, ты только Ивара не ослепи, а то зубов-то у него уж нет, еще и глаз не будет?» – «Вот, Рагнулечка, можешь, когда хочешь, сказать дивную похвалу!»

Поминальный обед прошел чудесно. На второй день Юпитералия герцог Раннор и две его герцогини ненадолго заглянули в Лодольц и положили угощения в склепе Ранноров. Далее Ангелику представили ее королевской родне. Больше всего малышке, ныне наряженной в чепчик с жемчужинками и парчовый чехол с горностаевой опушкой, понравилась корона королевы Маргрэты. Белая Волчица неподдельно умилилась.

А с началом ночного часа Любви, Рагнер запер Лорко в часовне Рюдгксгафца, приказав, не смыкая глаз, молиться всю ночь!