Три цветка и две ели. Третий том

Рина Оре

________________

На рассвете двадцать пятого дня Веры Иринга Мавборога посвящали в рыцари. Он был обязан провести ночь бдения и молитв, одетый в одну нижнюю рубаху (да, Лорко, подштанники тоже снимай и не ной – здесь ничуть не холодно), и чтобы он не околел, в промозглой до жути часовне расставили несколько корзин с углями. Под босы ноги будущему рыцарю его строгий наставник, Рагнер Раннор, разрешил положить циновку.

Рагнер предупредил друга, чтобы тот не плутовал, «не сопел и не дрых», но молился да на коленях, ведь он будет за ним «дозорить» – и если что, то безжалостно отменит посвящение. Лорко побурчал и признал, что к рыцарским обычаям надо относиться с почтением, – «раз все така бдили, та и я побдю».

Наставник искренне

собирался заглядывать в часовню, но получилось так, что он ни разу не проведал Лорко за ночь. Только он залез в теплую постель к Маргарите, сразу понял, что не покинет ее. Они целовались, ласкали друг друга, попробовали впервые заняться любовью. Правда, поначалу Маргарита сопротивлялась – говорила про обряды очищения молитвами, что восьмиду надо ждать после родов и сперва требуется снять пилулой скверну, иначе деток у них больше не будет. Слава Богу, пилулу она приняла после службы в Юпитералий, а остальное ей поведал «поганый епископ» Аненклетус Камм-Зюрро. Минут через девять Лодэтский Дьявол, коварно обольстив свою жертву историями о плодовитости сильван, сломил ее сопротивление – сопротивление той, у какой имелся Порок Любодеяния, его любимый Порок.

Потом они долго говорили. Маргарита рассказала, насколько жуткие сны видела в башне Лонсё и как реальны они были: что все двадцать четыре прелата молились о ее гибели, что являлась Белая Дева с младенцем на руках и алыми глазами, что приходил Ангел Смерти в образе страшной, ледяной и неуёмной на поцелуи девицы, но имя девицы она позабыла (имена у вас в Лодэнии очень сложные), что Блаженного, кажется, спалили огнем Пекла и погибла его душа, то есть призрак, но перед этим он вернул себе достойный облик и что-то крайне важное ей поведал, однако она тоже никак не может вспомнить это «крайне важное». И самое жуткое – до того красноглазый демон, что жил внутри Блаженного, хотел родиться и в ней, хотел подменить собой ее Ангелику и погубить весь мир, а она, Маргарита, устояла из последних сил каким-то чудом.

Рагнер хмурился. Особенно он обеспокоился, когда услышал о красных глазах. А что сказать, не знал. Постарался успокоить Маргариту ложью о том, что это последствия ужаса и снотворного снадобья, каким ее одурманили. Она вскоре заснула, он же нет – вспоминал то, что знал об «ордене Маргаритки».

По правде говоря, такое название придумали в народе: как по-настоящему назывался орден дьяволопоклонников, никто не знал, и существовал ли, вообще, этот орден – большой вопрос – может, просто какой-то безумец-одиночка. Лет семь назад у берегов Брослоса и в его окрестностях выловили за короткий срок то ли шесть, то ли больше покойниц. Все тела были голыми, с клеймами монахинь на руках и свежим ожогом на животе, больше всего напоминающим цветок маргаритки – восемь стрел меридианской звезды не расходились из центра к краям, а наоборот, сходились к пупку, образовывая восьмилепестковое соцветие. И, кажется, первое тело нашли в Рюдгксгафхоне, в озере Ульол. История была загадочной. Во-первых, неясно: настоящие ли это были монахини – дамы Бога монастыри-то едва покидали, а тут сразу шесть тел. Во-вторых, тела были обескровлены, поэтому заговорили о дьяволопоклонниках – питие людской крови не являлось кощунством, однако, по словам астрологов, это так усиливало связи с миром камней и воздуха, что можно было слышать вопли Ада из-под земли и голоса демонов этого мира. В-третьих, более тел не находили ни разу. В-четвертых, покойницы были лысыми как подлинные монашки. В-пятых, клейма у всех монахинь были в виде звезд, что говорило об их девстве. В-шестых, всё указывало на то, что кто-то совершил страшное святотатство и действительно убил дам Бога, да еще надругался над ними, но епископ объявил, что ни одна монахиня не пропала из монастыря Святой Варвары. В-седьмых, неужели Гонтер? – нет, не верю! В-восьмых, придется послушать свист «лысого свиристеля» и прошмыгнуться к нему в Вёофрц.

________________

На рассвете в часовню к Лорко пришли два

рыцаря – Рагнер и принц Баро (!), и два друга «счастливого оруженосца» – Ольвор и Эорик. Рагнер был уверен, что Лорко сладко проспал всю ночь, и оттого громко шумел, открывая дверь часовни. К его удивлению рыжеватый парень выглядел бодрым и испуганным. Он дрожал то ли от холода, то ли от того, что пережил.

– Мяення здеся в… вы нарочное ппугивали, а? – стуча зубами, накинулся на друзей одетый в одну рубаху Лорко.

– Угу, да кому ты нужен, – ответил Эорик.

– Нужон… – проскулил Лорко. – Бабе мертвай… Бррр… Тута скребкалося ночиею! Баба енто была – я в таковских делых не обшибаюсь!

– Ну, мышь, наверно, завелась, бедолага, – предположил Рагнер. – А тебе всё бабы и бабы, жених херов…

Первой частью ритуала посвящения в рыцари являлось омовение в благом месте. Помощники Лорко затащили в часовню банную купель, похожую на бочку, покрыли ее шатром, наполнили заранее заготовленной водой. Замерший Лорко тут же прыгнул в чуть теплую воду и уже из-под шатра стал жаловаться:

– Как жа, мышь… То-та я не знаю, как мышки скребкаются! А ащя мяня льдяные руки касалися… Даа, под рубахаю тожа! Именная там! Баба енто!

Лодэтчане хохотнули, а потом Рагнер перевел Адальберти сказанное.

– Я и молился… ух экак я молился, – бубнил из-под шатра Лорко. – Плясните жа ащя горячанькаго! Ольвор, братуха!

– Какой изумительный призрак! – с улыбкой сказал Адальберти. – Как укрепляет веру! Многим бы такой пригодился.

Ольвор открыл шатер, доливая из водолея в купель-бочку кипятка, и Рагнер увидел действительно напуганного, нервного и бледного Лорко. А он-то точно знал, что «бога ловкостей и обману» застращать мало что могло.

– Ладно, Лорко, не бзди – это был я, – сказал Рагнер, и три других лодэтчанина на него изумленно вытаращились. – А что? – гордо поднял голову Рагнер. – Плащ-невидимка!

– Ээхээ, – прокряхтел Лорко. – И подчта ты трогал маего гярою, а?

– Ну… обещал же тебе хер на хер отхватить – вот! Скучно было, делать было нечего. А ты ведь не покаялся пред моей супругой на коленях!

– Клянуся, сягодня паду! Ты, братуха Рагнё, так тока боля не делавай!

– Если не будешь звать меня «Рагнё»! Это обращение старших к младшим, сосунок! Ну или между супругами, или от дам – они же крыша дома.

– Не будусь, Рагнер, клятвянуся… – прогудел Лорко из шатра, плескаясь в воде. Скоро оттуда высунулась рука и отдала мокрую рубашку, а еще через минуту Лорко спросил: – А как ты дверю отпёр, коль здеся былся, а?

– Я все свои тайны должен, что ли, разболтать! – притворно разозлился Рагнер, и, поставив руки на пояс, поднял глаза к потолку часовни. – Ладно… – другим, задумчивым голосом проговорил он, – на Бальтине я разжился шапкой-стенопроходкой…

Часовня Рюдгксгафца не представляла собой ничего необычного – обычная длинная зала, облицованная серым камнем, какой был на фасаде замка: ни химер, ни крылатых демонов, ни прочей скульптурной, модной нечисти. Залу опоясывал балкон для слуг, внизу стояли в два ряда двадцать скамей из дуба, а под куполом, на полу, пустовало место для алтаря – в данный момент там устроилась купель с шатром да встали четверо мужчин. Свет проникал высоко-высоко сверху – сквозь оконца в круглой башне, и в рассветных сумерках проступили узоры купола, очень похожие на восьмилепестковую маргаритку. «Гонтер… что же ты, скотина столичная, наделал-то здесь?..»

– А чего ты в Лодольц сразу не вошел с такой шапкой при бунте? – удивленно спросил Рагнера Эорик. – Сразу бы Зимронда казнил.

– Пробовал, – тряхнул головой Рагнер, – пробовал, Эорё, но не вышло. Шапка уж – труха, маковка одна от колпака осталась. Через каменные стены не ходит, через воду и железо тоже… Но вышло через дверь часовни. Вы только молчите! Вы поклялись, что всё сегодня – это тайна!

– Войду в рыцарёв – тябя убию, – прогудело из шатра.

– Ха, зачем ждать! – достал Рагнер из ножен Анарим и открыл шатер.