Три дня иного времени
Шрифт:
С похожими шуточками и прибаутками про необходимость беречь фигуру, не отвлекать научных работников от их труда на пользу обществу и пр. Анжела подняла подруг с места. Ещё прошло пять минут девичьего гомона, толкотни, просьб прийти обязательно, записи на листе бумаги адреса и способов добраться до места, смешков и шуточек, традиционных чмоканий в щёчку при прощании и прочего такого, прежде чем я сумела закрыть за ними дверь.
XVIII
Вернулась
– Это же чёрт знает что такое!
– За что вы на меня набрасываетесь?
– изумился он.
– Чем я перед вами провинился?
– Вы - ничем. Вами я восхищалась. Но Анжела как может так по-хищнически себя вести?! Ещё подругой называется...
– А она действительно ваша подруга?
– Нет, просто так говорится: в одной группе учимся.
– Что же, я вчера как раз...
– Перестаньте!
– возмутилась я.
– Что толку от того, что вы не ошиблись про неё? Людей от постоянной правоты тошнит!
Тут же я испугалась этой своей вспышки.
– Хорошо, - покорно согласился Август.
– Я могу ничего не говорить, никаких суждений не выносить. Действительно, морализаторство раздражает, даже в форме простого наблюдения. Люди не хотят, чтобы за ними наблюдали и выносили им оценки.
– Пожалуйста, извините!
– За что, если вы правы? Я неуместен и не ко времени...
– Август, милый... Меня больше всего знаете что возмутило? То, что она с вами перешла на 'ты'. Почему мне не позволено, а ей можно?
– Она не перешла на 'ты', а обратилась ко мне на 'ты', тут всё же есть разница.
– Да, но вы её не одёрнули, будто так и надо, а почему? Вы ведь её на семь лет старше!
– Как и вас.
Я осеклась.
Август присел на табурет, невидяще глядя в стену, на миг до ужаса, до сердечной дрожи напомнив мне Печорина с картины Врубеля. Проговорил:
– Я должен ехать...
– Как?!
– испугалась я.
– Уже совсем, навсегда?
– Нет, пока только на... предприятие.
– Долго вы работаете сегодня?
– Я сделал базовые замеры вчера, сегодня мне нужно ещё часа четыре, и программа будет выполнена, после хоть домой возвращайся.
– Но ведь вы ещё не сегодня уезжаете?!
– Завтра.
– Можно мне сегодня встретить вас после работы?
– Неужели я скажу 'нет'?
– улыбнулся он.
– Кто же вас знает! От вас чего угодно можно ждать, вы загадочный человек...
– Самый обычный. В три на том же месте, где мы в первый раз встретились вчера, хорошо?
– Да, конечно! И можно мне к вам обратиться с одной просьбой?
– С какой?
– Говорите мне 'ты', пожалуйста.
– Я... уважаю вас, Ника, я очень уважаю вас и очень хочу избежать по отношению к вам панибратства.
– Я... понимаю, кажется. Но только неужели вы не видите, что иначе совсем несправедливо выходит? Что с вашей деликатностью любая хищница берёт без спросу то, о чём мне приходится просить? Неужели вам меня ни чуточки не жаль?
– Хорошо, я... попробую, - смягчился Август.
– Не обещаю, что сразу смогу.
– Вот спасибо! Спасибо, миленький! Я покажу... тебе... город, если захочешь. (Покраснев, с трудом я выговорила это 'тебе'.) А после и вправду можно будет заглянуть на этот их дурацкий сабантуй, если ты не передумаешь.
– А я ведь догадываюсь, зачем я вам там нужен, - задумчиво проговорил Август, глядя поверх моей головы.
– 'Тебе'!
– Т-тебе, хорошо. Видите, я тоже спотыкаюсь на этом местоимении! Я буду стараться, но дайте мне время. Вы ведь хотите появиться перед Никитой вместе с другом мужского пола?
Я виновато кивнула, густо покраснев.
– Я даже и не против, - прибавил он, улыбаясь.
– Но только я завтра уеду в свой Новосибирск, и что дальше?
– 'Дальше', 'дальше'! Зачем думать про 'дальше' и расчерчивать свою жизнь как тетрадку! Кто всё время заботится о 'дальше', тот не живёт в 'сейчас'!
– Доля правды в этом есть. Верно, правда, и другое: кто не думает про 'дальше', получает однажды такое 'сейчас', от которого хочется сбежать как чёрт от ладана, а сбежать уже некуда. Я не против потому главным образом, что всегда хотел посмотреть на них... на мыслящую молодежь нашего века, что ли, послушать их, задать им пару вопросов.
– Эти патлатые в джинсах - они для тебя мыслящая молодежь?
Странное дело: два дня назад я и сама отчасти верила в то, что главный ум и главный фермент мысли нашей эпохи - это именно 'патлатые в джинсах'. Впрочем, выражение уже перестало быть точным: мода на длинные волосы, актуальная ещё четыре года назад, сейчас почти сошла на нет, я просто воспроизвела комсомольский штамп, который ещё совсем недавно постыдилась бы воспроизводить.
– Но что же делать, Ника! Других-то нет. Простите, мне надо собираться...
– Я... провожу тебя до остановки троллейбуса?
– Нет, я вызову такси, а то снова припозднюсь.
XIX
На вчерашнем месте я была без одной минуты три. Завидев Августа издали, я едва не побежала со всех ног, с трудом заставила идти себя чинно. А подойдя, едва не бросилась ему на шею. Выдохнула:
– Здравствуй...
– Здравствуйте, чудесная девушка.
– Опять на 'вы'?
– Я стараюсь, я буду стараться, но только, пожалуйста, не ломайте меня, уважьте и мою свободу тоже.