Три дня на побережье
Шрифт:
— Мне нужно связаться с капитаном, — пробормотал Зак.
— С каким еще капитаном? Где? Как бы не так! — В голосе старика звучала паника. — Не желаю, чтобы он шлялся возле меня, — сплюнув на землю, мрачно закончил он и пнул камень мыском ботинка, словно нашкодившего школьника.
— Я о капитане Ризонере говорю, вспоминаете? Из Береговой охраны. Он хороший парень.
— Ах, из Береговой охраны. Этим я тоже не доверяю. Шныряют туда-сюда на своих мерзких лодчонках, рыбу пугают, масло в воду льют.
— Но вы ведь согласились, чтобы
Бодро лишь головой покачал:
— Думаешь, мне есть дело до пушек и прочей ерунды? Дудки, плевал я на них. Мне все равно, кому они достанутся. За мной-то уж точно не явятся. Мне главное, чтобы вода чистой была да по земле месье Тристана никто не шастал. Вот и все.
Зак посмотрел на старика:
— Я в это не верю. Вы же сами говорили, что терпеть не можете убийства.
Старик посмотрел себе под ноги и поддел мыском камешек.
— Может, и так. Я стреляю, когда нужно, и не стреляю, когда не нужно. В общем, пришли эти ребята, куда шли, и что потом? Мы их просто застрелим?
— Нет, вовсе нет. У склада морепродуктов их будут поджидать сотрудники Береговой охраны. Они захватят и их, и груз, как только начнется погрузка.
— Это хорошо, — кивнул старик. — Не хочу я без нужды стрелять, ни в человека, ни в зверя.
Мэдди пожалела, что не может отпрянуть от двери, но в крошечной уборной слишком тесно. Она вслушивалась в металлический скрежет замка, протестовавшего против прокручивания в нем ключа. Будь здесь светлее, увидела бы, как поворачивается дверная ручка. Оставалось напряженно и испуганно выжидать. Наконец в дверном проеме показалось лицо капитана Пурье.
— Пошли, — велел он.
Покачиваясь, Мэдди сделала шаг вперед:
— Не могу. Мне плохо. Со связанными запястьями я не в состоянии удерживать равновесие.
Раздраженно зарычав, капитан схватил ее за плечо, грубо выволок из санузла и, подтащив к бочке скомандовал:
— Сядь сюда.
Мэдди уставилась на тягач с прицепом, едва помешавщийся на складе.
— Что вы собираетесь делать с этой махиной?
— Не твоя забота. О себе лучше побеспокойся. — Склонившись к ее лицу, он добавил: — Плохо тебе придется, если немедленно не заткнешься! Хочешь, чтобы я тебе в рот кляп вставил? Или еше что похуже? Вынув пистолет, он прижал дуло к ее губам. — Открой рот, — велел он. Черты его лица исказились, превратившись в дьявольскую гримасу.
Мэдди поняла: он так улыбается.
Она сидела не шевелясь и не в силах сделать то, что он приказывал. Стоит открыть рот, это навсегда изменит динамику их отношений, ведь так она признает себя побежденной. Пурье стремится доминировать, но до сих пор ей удавалось, балансируя на грани, держать его на расстоянии. Открыв рот, она продемонстрирует собственную слабость. К мужеству это не имеет никакого отношения. Просто даст понять, что пойдет на что угодно, лишь бы остаться в живых.
Поэтому она плотно сжала губы, морщась от боли в челюсти, и, не произнося ни слова, затрясла головой. Убеждала себя хранить молчание, хотя это и шло вразрез с ее натурой. Она всегда умела убеждать, правда, при этом никогда не оказывалась на волосок от гибели.
— Открой рот, я сказал. — Он с силой прижал! дуло пистолета к ее зубам. — Или я направлю этот пистолет кое-куда еще.
Мэдди отдернула голову, стараясь облегчить давление на саднящие губы. При этом по-прежнему не произнесла ни слова, не открыла рот и не посмотрела в глаза своему мучителю.
Ни один из них не двигался, казалось, целую вечность. Наконец Пурье, раздраженно зарычав, убрал пистолет. Оставалось надеяться, что он не выполнит своей угрозы.
Когда она осмелилась поднять на него глаза, он расхаживал взад-вперед, глядя на часы и по-прежнему сжимая в руке пистолет. Он не перевел его из режима одиночной стрельбы в режим стрельбы очередью.
Мэдди выжидала, приказывая себе хранить молчание. Руки опухли и затекли. Она бы не сумела сосчитать свои многочисленные раны и ушибы, и, стоило неудачно пошевелиться, живот отзывался мучительной болью. Пурье слишком сильно ударил ее под дых.
Она попыталась сжать пальцы и пошевелить руками, но те едва реагировали на команды мозга. Она не знала, сколь долго должно быть нарушено кровообращение, чтобы руки навсегда оказались поврежденными. Очевидно, недолго. Скорее всего, она стремительно приближается к страшной отметке.
Пытаясь абстрагироваться от боли, Мэдди стала думать о Заке. Молила небеса, чтобы он вернулся в дом и обнаружил ее одежду и чемодан. Он непременно догадается, что произошло нечто неординарное, ведь, уезжая, она не бросила бы вещи.
«Пожалуйста, Зак, найди меня».
Мэдди почувствовала, что на глаза опять наворачиваются слезы, и против воли негромко застонала.
Пурье поднял голову. В первое мгновение выражение его лица оставалось мрачным и сердитым, но, завидя ее слезы, он улыбнулся. Мэдди в жизни приходилось видеть ничего более дьявольского, чем эта улыбка. Она съежилась, когда он подошел к ней и дулом пистолета стер слезу с ее щеки.
Мэдди содрогнулась, он снова усмехнулся, она с ужасающей ясностью осознала: он убьет ее, и смерть не будет легкой.
Глава 14
Капитан Ризонер протянул Заку беспроводной наушник.
— Эта штука позволит нам переговариваться, не занимая рук, — пояснил он, указывая на аналогичное устройство у себя в ухе. — Гораздо надежнее, чем сотовая связь в регионе.
Зак скептически осмотрел наушник.
— Диапазон-то, наверное, невелик?