Три дня с миллиардером
Шрифт:
— Какой еще паспорт? — Папаша столбом посреди коридора застывает. — Увезти ее собрался и дальше мозги пудрить? Шары от меня не отводи!
— Лев! — уже грознее включается Елизавета Геннадьевна.
— Никуда вы не поедете! — заявляет он. — Ты, — указывает на Рину и кивает на дверь комнаты, — под домашний арест. А ты, — продолжает воспитание на мне, — сначала докажи, что тебе она нужна, а не парочка горячих ночей!
— Начинается, — вздыхаю, крепче прижимая к себе Рину. — Мы уже не дети!
—
Обеими руками обнимаю свою девочку, склоняюсь и шепчу ей на ухо:
— Я вернусь, малыш.
Целую мочку, с трудом отлипаю и выхожу вслед за отцом. Не оборачиваюсь. Слишком хреново. Она же впилась в меня. Как кусок от себя оторвал, оставляя ее.
— Спускайся! — велит мне отец, а сам задерживается на пороге с прошлой любовью пошептаться.
С Ксюшей таких соплей у него не было, сколько их помню. У них в спальне даже кровати всегда раздельные стояли. Нет, Лев Евгеньевич воздержанием себя не насиловал, с эскортом развлекался так, что на несколько суток пропадал. Но с женой, я так понимаю, давненько от силы за руку держался и в щеку целовал на банкетах.
Выйдя на улицу, задираю лицо и выискиваю окна заветной квартирки. Надо будет еще ребят организовать и домофон с видеокамерой установить. Не нравится мне этот район. Совсем не нравится.
Отодвинув шторку, Рина открывает окно и перегибается через подоконник.
Закинув руки за голову, скрещиваю пальцы на затылке и просто любуюсь ею. Молча. Без слов. Без обещаний.
Расстроенная, вымотавшаяся, но с тем же блеском озорства в глазах, который не угасает. Мне достаточно просто смотреть на нее, чтобы чувствовать себя по-настоящему счастливым. Отцовская империя такого кайфа не доставляет, как ее скромная мимолетная улыбка.
— Не растай, — бурчит Лев Евгеньевич, выйдя из дома. Развернув меня, подталкивает к тачке. — Открывай. Ехать надо.
Последний раз взглянув на Рину, сажусь за руль и выжидающе слежу за залезающим в кресло отцом.
— Машина, твою мать, — ругается он, вертясь. — Туалет в самолете просторней.
Завожу заревевший двигатель.
— Куда едем?
— Куда? — вздыхает наш криминальный император, посмотрев перед собой, и ласково о доме: — В гадюшник.
Руки тяжелеют от того, что делаю. Выворачиваю со двора, глотая иглу горечи. Я же привык, что Рина рядом каждую минуту. Под моим присмотром, под моим контролем.
— Почему с ней не остался, со мной поехал? — спрашивает отец, когда притормаживаем на светофоре.
— Мне же сначала надо твое разрешение на нее получить, — отвечаю, потарабанив пальцами по рулю, — а уже потом покорять высоту.
— Стратег.
— Ты сам меня этому научил.
Лев Евгеньевич выискивает в пиджаке мобилу, набирает номер и в привычной ему лаконичной манере отдает приказы:
— Клим, подтяни еще ребят к Вольским и отправь нотариуса в Росинку. — Закончив, переводит взгляд на меня. — Фотку удали. Нет, погоди, сначала дай гляну.
Засмеявшись, разблокирую свой айфон и протягиваю отцу. Поглядывая на него, вижу, как пальцами раздвигает края снимка, увеличивая свою Лизавету. Любуется ею. Почти улыбается.
— Что с Ксюшей делать будешь? — интересуюсь, чуя, что он вляпался куда серьезнее меня.
— Избавляться от нее.
— Не слишком радикально?
Переслав фото себе, удаляет с моей мобилы и возвращает.
— Вот что у тебя на уме, бестолочь? Я когда-нибудь кого-нибудь убивал?
— Святой вы наш человек, — усмехаюсь в повороте.
— Куплю я ее, — отвечает он.
— Она дорого стоит.
— Знаю.
Его «знаю» звучит так, будто он готов ей отдать все, лишь бы раз и навсегда избавиться от этого ярма на шее.
Мысли в голове гоню быстрее, чем тачку по шоссе. Вспоминаю слова Рины: «Он не собирается передавать вам свою империю». Прокручиваю, как Лев Евгеньевич рассказал мне об Инессе. Как Рина заявила ему, что накроет медным тазом дело всей его жизни, а он и бровью не повел.
— Когда ты собирался «обрадовать» нас, что номер с кольцами — всего лишь клоунада?
— Допер? — хмыкает самодовольно. — Или Катерина надоумила?
— Не важно. Когда?
— Примерно на второй день. Когда твоя Инесса смылась бы с кольцом, а ты охренел бы, выяснив, кого драл весь год.
— Чутье подсказывает мне, что через нас ты крепенько драл Беркута весь этот год.
— Было дело. Просачивалась через твою подстилку липовая инфа майору. А в последнее время ни с того ни с сего Беркут перестал лопать наживку. Тут-то я решил, что пора с Инессой кончать. Мешает она. План был хорош. Она клюнула бы на двадцать два лимона. Но разве я мог представить, чем все обернется?
— А просто сказать мне, кто она, не? Не в прикол, да?
— Надо же было проучить тебя, кобелину, — ворчит Лев Евгеньевич. — Да и Ринат отлично вписался. На вшивость его проверял. Сильно громко лаять стал в защиту этого майора.
— Он тебя не простит.
— Да куда он денется!
Его уверенность в себе до сих пор меня поражает. Этот мужик ни хрена не боится, прет как танк. После стольких лет рискнул сунуться к своей Лизавете, зная, что огребет по фейсу. И ведь сломил же ее!