Три дня я буду с тобой

Лазари Диана

— Максим, — шепчет Маша, обнимая меня за шею. — Не думай ни о чем, ладно? Просто… Люби меня. Здесь и сейчас. Ни о чем не жалей.

От ее слов мурашки бегут по спине. Люби. Боже, как до дрожи приятно это слышать! Особенно от той, кто и сам для тебя — воплощение любви.

Я наклоняюсь, снова целую Машу — уже увереннее, напористей. Чувствую, как по ее телу пробегает сладкая дрожь, слышу тихий стон удовольствия. Она тянется ко мне, прижимается всем телом. И я будто плавлюсь изнутри от нахлынувших ощущений.

Мы

сливаемся в объятиях, кожа к коже, сердце к сердцу. Мир вокруг растворяется, теряет значение. Ничто больше не имеет смысла, кроме Маши, ее горячего податливого тела, ее прерывистого дыхания. Кроме безумного, всепоглощающего желания стать с ней одним целым.

Я целую ее шею, ключицы, спускаюсь губами ниже. Слышу, как Маша судорожно выдыхает, выгибается мне навстречу. Чувствую, как напрягаются ее мышцы, как твердеют под моими пальцами соски. Господи, какая же она отзывчивая! Чуткая, словно натянутая струна. Дрожит и вибрирует под моими прикосновениями.

Не знаю, сколько проходит времени. Кажется, целая вечность — и одно мгновение одновременно. Мы ласкаем друг друга, изучаем, пробуем на вкус. Не торопимся, смакуем каждую секунду. Я едва сдерживаюсь, чтобы не сорваться, помня о неопытности Маши. Вместо этого стараюсь быть нежным, заботливым. Растягиваю прелюдию, будто музыкант, играющий на редком инструменте.

И лишь когда Маша сама не выдерживает, умоляюще стонет, притягивая меня ближе, я решаюсь. Медленно, замирая от острого, ни с чем не сравнимого наслаждения. Маша вздрагивает, впивается ноготками мне в плечи. На миг в ее глазах мелькает тень боли, но тут же сменяется удивлением и восторгом.

— Тшшш, — шепчу я, целуя ее в висок. — Расслабься, родная. Сейчас все пройдет. Доверься мне.

Она послушно обмякает в моих руках. Маша льнет всем телом, будто стараясь слиться со мной воедино. Ее жаркие шепот и всхлипы сводят с ума, заставляют забыть обо всем на свете.

Мы любим друг друга самозабвенно, до одури, до полного исступления. Комната наполняется нашими стонами и хриплым дыханием. Я чувствую, что Маша уже близка к финалу, и ускоряюсь. Она вскрикивает, запрокидывая голову, и я ловлю губами ее стон, сцеловываю судорожные всхлипы.

Ослепительная вспышка удовольствия — и мы замираем, сотрясаясь в объятиях друг друга. Дрожим, всхлипываем, цепляемся ослабевшими руками. На какой-то миг перестаем существовать поодиночке — только вместе, одним целым. Переплетенные телами и душами.

Это длится целую вечность — и всего одно мгновение. А потом возвращаются ощущения, краски, звуки. Мы медленно приходим в себя, расслабляемся. Я скатываюсь с Маши, притягиваю ее к себе. Обнимаю, глажу по волосам. Шепчу какие-то нежные глупости, сам себе удивляясь.

Маша тихо посмеивается, утыкаясь носом мне в шею. Целует куда-то над ключицей, щекочет дыханием кожу.

— Вау, — выдыхает

она, и в ее голосе слышится неприкрытое изумление. — Это было… Это было потрясающе, Максим. Я даже не думала, что так бывает.

— Со мной по-другому и не бывает, — важно киваю я, и тут же получаю шутливый тычок в бок. — Ах ты зараза!

— От заразы слышу! — фыркает Маша, приподнимаясь на локте. Заглядывает мне в глаза — такая растрепанная, зацелованная, невероятно прекрасная. — Спасибо тебе. За все. Я ни о чем не жалею.

Я молча притягиваю ее к себе, снова целую. Какое там "спасибо"! Это мне впору благодарить небеса за такой подарок судьбы. За то, что послали мне Машу. Мою Машу.

Мы лежим, обнявшись, и болтаем о какой-то ерунде. Смеемся, шутим, лениво целуемся. Я чувствую себя так легко и спокойно, будто все проблемы разом отступили, стали неважными. Есть только здесь и сейчас. Только я и Маша.

В какой-то момент в дверь стучат, и в комнату просовывается взволнованное лицо Елены Сергеевны:

— Дети, вы тут? У нас ЧП! В саду нашли окровавленного мужчину! Кажется, на него напали!

Мы с Машей переглядываемся, чувствуя, как сердце ухает в пятки. Что? Какой еще мужчина? Нападение? Что вообще происходит?

Я первым вскакиваю с кровати, на ходу натягивая одежду. Маша спешит за мной, кое-как запахивая халат.

Мы несемся вниз по лестнице, во двор. Там уже собралась толпа — охрана, садовники, повар. Все встревоженно галдят и тычут пальцами куда-то в кусты.

Растолкав людей, я пробираюсь вперед — и застываю как громом пораженный.

На земле, весь в крови, лежит…

Олег собственной персоной.

21

Я смотрю на Олега, не веря своим глазам. Что за черт? Как он здесь оказался? И главное — что с ним случилось? Кто его так отделал?

Присев на корточки рядом с бывшим другом, внимательно его оглядываю. Лицо разбито в кровь, нос явно сломан. Дорогой костюм весь перепачкан грязью и какими-то подозрительными бурыми пятнами. Твою мать, так это что — его кровь? Да тут криминалом за версту несет!

— Олег? Олег, ты меня слышишь? Что произошло? — я осторожно трясу его за плечо, стараясь привести в чувство.

Олег слабо стонет и приоткрывает мутные глаза. Смотрит на меня невидяще, будто не узнавая. Потом хрипит:

— Макс?.. Ты?.. Как ты здесь…

— Я здесь живу вообще-то, — нетерпеливо перебиваю его. — А ты какого хрена припёрся? Да еще и в таком виде? На тебя что, бомжи в подворотне напали?

— Если бы, — невесело усмехается Олег и тут же морщится от боли. — Бомжи — это цветочки… по сравнению с…

Он снова стонет и обмякает, теряя сознание. Черт, вот только этого не хватало! Я бросаю быстрый взгляд на Машу — она стоит рядом, зябко обхватив себя руками. В глазах — испуг вперемешку с потрясением.