Три дня я буду с тобой

Лазари Диана

— Идем. Быстро. Нам надо уходить.

— Куда? Зачем? — испуганно лепечу я, семеня за ним. — Объясни толком!

— Потом! — бросает он. — Просто иди за мной. Доверься мне.

И я повинуюсь. А что еще остается? Раз Максим так себя ведет — значит, случилось что-то очень скверное. Лучше и правда довериться ему.

Мы буквально вылетаем из офиса, ныряем в машину. Максим заводит мотор и сразу дает по газам. Несемся по городу, лавируя в потоке. Молчим оба, боясь нарушить зловещую тишину.

— Макс, —

не выдерживаю я, когда мы выезжаем на трассу. — Может, уже скажешь, что стряслось? Ты меня пугаешь.

Он молчит еще пару минут, глядя прямо перед собой. А потом глухо роняет:

— Это был не Олег. В кабинете. Там сидел… Игнатьев.

У меня темнеет в глазах. Как? Игнатьев? Но откуда? Зачем?

— И… И что он хотел? — сипло спрашиваю я, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.

— Поговорить, — хмыкает Максим. И неожиданно зло стучит по рулю кулаком. — Сука! Говнюк продажный! Это он все подстроил. С самого начала!

— Что? О чем ты? — у меня голова идет кругом.

— О том, что это Игнатьев надоумил Олега инсценировать нападение. Чтобы выманить меня. Втереться в доверие, усыпить бдительность. А потом нанести удар. Подставить по полной.

— Не понимаю… — я растерянно трясу головой. — Зачем ему это? Что он задумал?

— Бизнес мой прибрать к рукам, вот что, — цедит Максим. — Припугнуть меня, заставить отдать контору. А когда я не повелся — разыграл этот фарс. Думал, я поверю, что он тут ни при чем. А сам в это время будет вить веревки.

Меня охватывает ужас. Так вот оно что! Вот почему мы получали те угрозы. Почему на Олега напали. Это был просто спектакль, чтобы выбить почву у нас из-под ног!

— А Олег? Он что, и правда заодно с Игнатьевым? — спрашиваю я, боясь услышать ответ.

Максим горько усмехается, качает головой:

— А черт его знает. Может и заодно. А может просто лоханулся, повелся на россказни. Втянули его, как лоха последнего.

Я молчу, комкая в руках края пиджака. В голове не укладывается. Неужели человек, которого Максим считал другом, предал его? Повелся на посулы Игнатьева? Как вообще такое возможно?

— Что же теперь делать? — тихо спрашиваю я.

Максим стискивает зубы так, что на скулах проступают желваки.

— Что делать… Валить надо, Маша. Залечь на дно. Исчезнуть, пока за нами не пришли.

Чувствую, как к глазам подступают слезы. Господи, за что это все? Почему нельзя просто жить, любить, быть счастливыми? Неужели наша вина лишь в том, что мы не пожелали прогнуться под Игнатьева?

Максим, будто почувствовав мое состояние, берет меня за руку. Сжимает пальцы, поглаживает костяшки.

— Не бойся, милая. Прорвемся. Найду я на этого ублюдка управу. Не позволю ему разрушить то, что мы имеем.

Я всхлипываю, утыкаюсь лбом ему в плечо. Ох, Максим. Храбрый, безрассудный

мой. Почему, почему именно с нами все это? Чем мы заслужили?

Нет. Стоп. Нельзя раскисать. Максиму сейчас нужна моя поддержка, вера в наше общее будущее. В конце концов, у нас любовь. А ради нее и не такое преодолеем.

Утираю слезы, гордо вскидываю подбородок. И киваю с уверенностью, которой на самом деле не чувствую:

— Верю, Макс. Мы справимся. Нас так просто не сломать.

Он грустно улыбается, целует меня в висок. И снова утапливает педаль газа в пол.

За окнами проносятся леса, поля, редкие деревни. Куда мы едем — понятия не имею.

31

Спустя несколько часов мы въезжаем на парковку дешевого придорожного мотеля. Я глушу мотор, откидываюсь на сиденье. Перевожу дух. Кажется, оторвались. По крайней мере, хвоста вроде не было. Да и место тут тихое — вряд ли Игнатьев сразу допрет, где нас искать.

Маша сидит рядом, опустив голову. Молчит, комкает в пальцах подол платья. Бедная моя девочка. Столько всего свалилось, а она держится. Не ноет, не распускает нюни. Настоящий боец.

— Эй, — тихонько зову я, поворачиваясь к ней. — Ты как? Нормально?

Она вскидывает на меня усталые глаза. Пожимает плечами:

— Нормально, Макс. Правда. Просто… Устала очень. И как-то не по себе от всего этого.

Киваю с пониманием. Еще бы не устать. Я и сам, если честно, уже на пределе. Башка трещит от всех этих интриг и подстав. Одно радует — мы вместе. А вместе мы и не такое переживем.

— Пойдем в номер, — решаю я. — Надо отдохнуть, поспать. А завтра будем думать, что делать дальше.

Маша согласно кивает и выбирается из машины. Я подхватываю наши немногочисленные пожитки и иду к стойке регистрации. Беру ключи от номера, расплачиваюсь наличкой. Лучше не светить карты, мало ли.

Наш номер — жалкая комнатушка с облезлыми стенами и продавленной кроватью. Да уж, не пятизвездочный отель, это точно. Но сейчас не до жиру. Лишь бы переночевать без приключений.

— Ложись, отдыхай, — киваю я Маше на кровать. — Я пока в душ схожу, приведу себя в порядок.

Она молча забирается под одеяло, сворачивается калачиком. Смотрит на меня грустными, усталыми глазами. У меня сердце сжимается от нежности напополам с виной. Эх, Маша-Маша. И почему с тобой все так сложно? Почему нельзя просто любить тебя, баловать, носить на руках? Неужели и правда только через боль и испытания суждено идти к нашему счастью?

Стиснув зубы, ухожу в душ. Долго стою под струями воды, пытаясь прийти в себя. В голове прокручиваю раз за разом свой разговор с Игнатьевым. Гадина продажная. Как он над нами измывался, как язвил! Мол, глупый ты, Максим. Наивный. Раз повелся на дешевую подставу. А я тебе еще и помочь хотел, дурачок.