Три дня я буду с тобой
Шрифт:
— Кто это? — хмурюсь я. Что-то мне все это ой как не нравится.
— Мой отец, — глухо роняет Максим. И видя мое изумление, криво усмехается. — Бывший. Он… В общем, сложная история. Мы не общались много лет, почти враги. Но сейчас выбора нет. Придется просить помощи.
Я растерянно моргаю, пытаясь уложить в голове услышанное. Отец Максима? Тот самый, который ушел из семьи, бросил их с мамой? И теперь Макс хочет к нему обратиться? Да он в своем уме?
— Погоди, — лепечу я. — Но разве… Разве это хорошая идея? Судя по твоим рассказам,
Максим упрямо качает головой:
— Станет. Никуда не денется. Во-первых, я его сын, хочет он того или нет. А во-вторых… В общем, у меня есть на него кое-что. Такой компромат, что папаня удавится, но сделает, что скажу.
Я сглатываю, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Господи, Макс, во что ты меня втягиваешь? Мало нам Игнатьевых всяких, теперь еще и твои семейные разборки? Я же этого не вынесу!
Но выбора, похоже, и правда нет. Либо так, либо снова бегать и прятаться. А я, если честно, смертельно устала. Хватит с меня беготни.
— Хорошо, — обреченно киваю я. — Едем к твоему отцу. Будь что будет.
Максим удовлетворенно хмыкает, берет меня под руку.
— Умница. Держись меня и ничего не бойся. Прорвемся.
И мы идем ловить попутку. Навстречу новым неприятностям.
35
Дом отца находится в элитном коттеджном поселке на окраине города. Мы подъезжаем к воротам на такси и я, расплатившись, шагаю к переговорному устройству. Маша семенит следом, опасливо озираясь.
Да уж, не думал, что мне когда-нибудь придется сюда вернуться. Столько лет старался держаться подальше от этого змеюшника. И на тебе, сам в пасть к аспиду лезу. Ну и времена пошли!
— Вы к кому? — раздается из динамика дежурный вопрос охранника.
— Максим Воронцов, — цежу сквозь зубы. — К Андрею Палычу. Пусть встречает.
На той стороне воцаряется озадаченное молчание. Ещё бы, блудный сын явился, кто бы мог подумать. Небось сейчас папаше звонят, инструкции спрашивают. Гони, мол, в шею или милость проявить?
Но спустя минуту раздается гудок и ворота начинают отъезжать в сторону. Надо же, пропускает, ирод. Видать, и правда припекло.
— Идём, — бросаю я Маше через плечо и решительно шагаю по дорожке. Чем раньше закончим этот фарс, тем лучше.
Маша послушно идёт рядом, то и дело поправляя съехавшую лямку рюкзака. Вид у неё совсем потерянный, глаза большие и испуганные. Эх, девочка моя. Прости, что втянул в эти игрища. Но я нас вытащу, обещаю.
У парадной двери нас встречает давешний охранник — здоровенный детина в камуфляже. Смеряет неприязненным взглядом, отступает в сторону. Ну-ну, силач, позлись мне ещё. Папин цепной пёс.
Я первым вхожу в просторный холл, Маша проскальзывает следом. И тут же застывает, потрясенно охнув. Ещё бы, такие хоромы не каждый день увидишь. Мрамор, позолота, все эти безвкусные побрякушки олигархического новодела. Меня и самого до сих пор с души воротит от этого великолепия. А каково Маше, выросшей
— Максимка! — раздается знакомый голос и к нам спускается по лестнице он. Андрей Палыч собственной персоной. Сияющий, лощеный, в щегольском костюме с иголочки. Ну просто воплощение успеха и достатка.
Только вот глаза цепкие, колючие. И улыбка на губах неприятная, хищная. За версту видно — пройдоха и ушлый делец. Не человек, а акула бизнеса.
— Папа, — цежу я сквозь зубы, едва кивая в знак приветствия. — Спасибо, что принял.
Он картинным жестом всплескивает руками, растягивая губы еще шире:
— Ну что ты, сынок! Как я мог не принять родную кровиночку? Да еще и с такой очаровательной спутницей!
И многозначительно стреляет глазами в сторону Маши. Та моментально краснеет и опускает взгляд. Ну все, достал!
— Это Маша, моя девушка, — сухо представляю я, делая ударение на последнем слове. — И мы пришли по делу. Нужно поговорить. Наедине.
Отец прищуривается, но кивает. Разворачивается и идет вглубь дома, кивком предлагая следовать за собой. Я беру Машу за руку и тащу за ним, чувствуя, как колотится сердце. Не время для расшаркиваний и светских бесед. Время решать вопросы.
Мы заходим в кабинет — внушительных размеров комнату, уставленную дорогой мебелью. В камине потрескивают поленья, на стенах висят какие-то абстрактные картины. Отец усаживается за массивный стол, жестом предлагает нам располагаться напротив.
— Ну что ж, Максим, — складывает он руки на груди, откидываясь на спинку кресла. — Я весь внимание. Что за срочное дело привело тебя ко мне после стольких лет игнора?
Я стискиваю зубы, чувствуя, как кулаки чешутся от желания врезать по этой сытой роже. Но сдерживаюсь. Рано. Надо разыграть свои козыри.
— Помощь твоя нужна, — говорю как можно спокойнее. И на его вопросительно вздернутую бровь поясняю:
— Нас с Машей пытаются убить. Людей Игнатьева наняли, чтобы устранить. А все из-за бизнеса, чтоб его. Теперь в бегах, скрываемся. Даже легавые отморозились помогать.
На лице отца не дергается ни один мускул. Но я слишком хорошо его знаю. По глазам вижу — напрягся, гад. Почуял, что дело пахнет керосином.
— И чего ты от меня хочешь? — спрашивает он, барабаня пальцами по столешнице. — Денег? Адвокатов? Крышу от ментовки?
Я криво ухмыляюсь. Ну конечно. Чего еще ждать от продажного папаши.
— Защиты хочу, — чеканю, глядя ему прямо в глаза. — Чтобы ты со своими связями приструнил Игнатьева. Прижал к ногтю, заставил отвалить. У тебя ведь все схвачено, да? Депутаты, чиновники, прокуроры всякие. Вот и подсуетись. Спаси шкуру своего непутевого сынка.
Отец несколько секунд молчит, буравя меня тяжелым взглядом. Потом усмехается и качает головой:
— А ты все такой же, Максим. Гордый, неуступчивый. Не привык просить, да? Даже когда припекло.