Три дня
Шрифт:
— Я с тобой!
— Сиди пока! — абсолютно незачем было сейчас рисковать обоими.
Выпрыгнув из заднего люка, я на карачках (повизгивающие, время от времени, пули над головой весьма способствовали этому) подбежал к поврежденному БТРу. Картина была ясна с первого взгляда — натяжной цилиндр был разбит вдребезги. В другом случае я бы особо не волновался — запасной цилиндр у меня был, но не в такой ситуации. На ремонт уйдет, как минимум, час, а тут важна каждая секунда. Того и гляди, из РПГ влепят. Дымовая завеса, поставленная шедшим впереди танком, рассеивалась на глазах. Выпустить людей? Десанту придется бежать сотню метров под обстрелом. А это чревато. Решение созрело почти мгновенно. Только вот что делать с гусеницей? Если оставить здесь, как я ее потом притащу? Нет, возьмем с собой. Подскочив к своему БТРу, я схватил запасенный специально для подобных случаев кусок стального троса и зацепил его одним концом за края крайнего трака, а другим — за крюк на БТРе. Запрыгнув обратно на свое место, я сообщил Рафи:
— От тебя сейчас потребуется ювелирная работа!
Выйдя на связь с командиром поврежденного БТРа, я объяснил ему, что мы будем делать. Управлять всем действом изнури было никак не возможно и я решил рискнуть. Открыл верхний люк и, развернув башенку так, что бы крышка люка закрывала меня с направления предположительного огня, наполовину высунулся наружу. Подавая команды водителю, я подогнал наш БТР правым боком к левому боку поврежденного, «подперев», таким образом, тот и лишив его возможности разворота. Теперь все зависело от синхронности действий водителей. Я дал команду и мы двинулись вперед, соприкасаясь бортами. Стремление лишенного одной гусеницы БТРа развернуться влево пресекалось теперь бортом нашего.
Так мы «сладкой парочкой» и добрались почти до ворот школы. За пару десятков метров до забора я вдруг увидел краем глаза какие-то фигуры слева, у расположенного в отдалении дома. Наших там еще никак не могло быть! Я еще додумывал эту мысль, а руки уже автоматически потянулись к установленному на турели пулемету. Я дал пару коротких очередей в сторону дома. Фигуры больше не появлялись, а мы, наконец, достигли ворот. Вернее, того, что от них осталось. Железные створки, изрешеченные пулями, валялись на земле. Но ширина прохода не позволяла пройти «спаренным» БТРам.
— Стой! — скомандовал я. Экипаж поврежденного БТРа, кроме водителя, покинул его и умчался внутрь школы. Я осмотрел место предстоящего ремонта. Оно меня почти устраивало, только справа оставался небольшой простреливаемый сектор. Это надо было устранить. Я подбежал к стоявшему в отдалении «Катерпиллеру». Его хозяин, подняв бульдозерный нож на уровень кабины, мог теперь плевать с четырехметровой высоты на любые угрозы. Чем он и занимался, покуривая через открытую форточку бронекабины с чувством выполненного долга.
— Эй, на башне! — крикнул я бульдозеристу. — Не мог бы ты подвинуть свою бандуру метров на тридцать вперед?
— Без проблем! — ответил тот, заводя двигатель.
Вот теперь можно было приступать к работе. Промучавшись, вместе с Роненом и обоими водителями, часа полтора, мы, наконец, заменив цилиндр, натянули гусеницу и загнали оба БТРа во двор школы, присоединившись к остальным.
Большая часть роты, прорубая снятыми с БТРов молотами и ломами проходы прямо сквозь стены стоящих вплотную к друг другу арабских халуп (что бы не рисковать на узких, кривых улочках), углубилась внутрь деревни. В школе остались только водители, под командованием заместителя командира роты.
— Иди отдохни пару часов, — сказал он мне. — Вы хорошо поработали. Потом распределю вас на дежурства.
Я зашел в небольшое, на четыре класса, здание школы. Вошел в один из классов. На ободранной стене висела карта Палестины, от Иордана до моря, без всяких следов присутствия государства Израиль. Рядом же висели карикатуры, изображающие «сионистских оккупантов». В общем, нормальная арабская школа. Интересно, как преподаватели объясняют ученикам, откуда берутся эти самые «оккупанты»? Из под земли, что-ли? Если бы арабы не обманывали сами себя, может и войны давно бы не было.
Расстелив спальник прямо между партами, я в момент отрубился.
Наступил вечер. Пока, вроде бы, все шло нормально. Два десятка убитых боевиков, столько же пленных и еще полсотни пока укрывались в центре деревни. У нас потерь не было, слава богу. Еще две роты батальона вошли в деревню и присоединились к зачистке.
Я дежурил на краю стоянки, забравшись в командирскую башенку одного из БТР. Двор школы был довольно ярко освещен фонарем, стоявшим за забором и это было неправильно. О чем и сказал дежурному офицеру.
— Да, — согласился тот. — Надо это убрать.
Сказать легко, а как сделать? Лезть на высокий бетонный столб, к тому же стоящий снаружи, никто не собирался. Офицер, связавшись с штабом, предупредил, что сейчас с нашего направления будут слышны выстрелы и подозвал дежурившего с другой стороны стоянки снайпера. Дистанция была ничтожная, метров пятнадцать, но он не попал ни с первого, ни со второго, ни с пятого раза. Яркий свет лампы делал невозможным прицеливание через оптику. Потом попробовал кто-то с коллиматорным прицелом, с тем же результатом — нагло светящий фонарь наотрез отказывался лопаться. Народ начал уже обсуждать более серьезные варианты, включая пулемет. С КП ехидно поинтересовались: с кем это мы тут так долго воюем? Я, наблюдая за всем этим, потихоньку потягивал «Хеннеси» из своей секретной фляжки. То ли благодаря коньяку, то ли еще почему, но и мне захотелось поучаствовать в убиении непокорной лампы. Примостив свой М-16 с простым прицелом прямо поверх турели пулемета, навел его, просто поймав свет от фонаря в дырочку прицела и нажал на спуск. Свет погас. Все удивленно уставились на меня. Кто-то пошутил:
— Я всегда подозревал, что под названием «ремонтный взвод» скрывается секретный спецназ.
Утром нас с Роненом отправили помогать подносить припасы передовым группам. Пробравшись по «корридору», пробитому в стенах домов, мы оказались в одной из халуп. Она производила удручающее впечатление своей нищетой даже на меня, хотя я и повидал многое. Ронен же просто взирал на это с ужасом.
— Здесь живут люди? — недоверчиво спросил он.
— А как же. Вот они, — я указал на, нет, не дверь, а какую-то щель, ведущую в полуподвальное помещение, где, видимо, попросили укрыться проживавшую здесь семью. Оттуда высунулись грязные худые мордашки нескольких детей и пожилой араб, пытавшийся загнать их обратно. Ронен сунул руку в карман:
— У меня, кажется, осталось несколько шоколадных батончиков.
Пришлось схватить его за руку:
— Даже не думай! Молодой ты еще, глупый! Хочешь через несколько дней узнать из СМИ, что ты раздавал арабским детям отравленные шоколадки? Мы это уже проходили! Иди лучше, передай ящики дежурному.
В это время ко мне нерешительно подошел старик. Видимо, из-за моего возраста и бороды принял меня за начальство. Он, волнуясь, спросил на очень ломанном иврите, перемежая речь арабскими словами: