Три года октября
Шрифт:
Гробы. Вся комната была занята ими. Покрытые бархатом и просто лаком. С ручками и без. Разных размеров и из разных видов дерева. Дешевые, средней стоимости и для более зажиточных граждан. Правда, уж слишком дорогих образцов у нас не было.
– О, Господи!
– Да, зрелище не из приятных, – согласился я. Да и вся ситуация не из простых: сложно выбирать гроб для близкого человека.
– Я даже не знаю, какой выбрать. Может, это сделаете вы? – с надеждой поинтересовалась она, глядя на меня взглядом испуганного ребенка.
– Думаю, стоит выбрать вот этот, – я похлопал по крышке гроба покрытого синим бархатом. – Цена у него приемлемая,
– Да, – согласилась она со мной. – Так будет лучше.
– С этой комнатой мы закончили. Давайте пройдем в следующую.
Я выключил свет и закрыл дверь на ключ. За моей спиной раздался еле слышный выдох облегчения.
В следующей комнате нас ждали венки, кресты и эскизы могильных плит. Как и в предыдущем случае, Евгения дала мне карт-бланш на выбор и этих ритуальных атрибутов. Под конец, я записал в блокноте ее пожелания, касательно надписи на ленте и возможную эпитафию на могильную плиту.
Когда мы закончили с формальностями, и я выдал ей на руки справку, с которой нужно было обратиться в ЗАГС, Евгения попросила меня позволить ей взглянуть на тело мужа.
– Вы точно этого хотите?
– Я…, – она запнулась, готовая пустить очередную слезу. – Я хочу это сделать скорее для себя. Я не могу уснуть ночами, потому что мне все время кажется, что Анатолий вот-вот появится на пороге спальней комнаты и…, не знаю, что будет дальше. Мне просто нужно увидеть его и убедиться, что он.… Даже не знаю, как это объяснить, чтобы вы меня правильно поняли…
Мне не пришлось просить у нее объяснений. За год работы в морге, да и за прошлые годы в качестве терапевта, я повидал немало странных просьб и действий. В стрессовых ситуациях или же на пике религиозного порыва, люди часто совершают странные поступки, которые только им могут показаться обоснованными и логичными. Так что просьба увидеть тело умершего супруга, для того, чтобы спать в дальнейшем спокойно – была не самой странной просьбой.
Мы вошли в секционный зал. Вернее, вошел я один, в то время как Евгения, осталась стоять у дверей, которые медленно закрылись за ее спиной. Подойдя к одной из двух холодильных камер (и единственной, которая исправно работала с момента установки), я открыл дверцу и выкатил салазки наружу. Тела, которые не подвергались некропсии, мы покрывали по пояс. В ином случаи, простыня скрывала все тело до подбородка. Даже врачам не хотелось видеть шрамы, оставленные после вскрытия.
Я сделал шаг назад и взглянул на бывшую жену Краснова, без слов предлагая ей подойти ближе.
Пока она медленно приближалась к нам, я продолжал испытывать легкую нервозность из-за влечения к ней. Мои ладони все это время были вспотевшими, но только сейчас из-за холода, я почувствовал это особенно четко.
Женщина подошла ближе, став не по другую сторону, а рядом со мной, подсознательно ища поддержки. Наши плечи соприкоснулись. Точнее мое плечо и ее предплечье. Не то чтобы я был очень высоким, скорее она была миниатюрной. И беззащитной.
Она какое-то время молчала, глядела на своего бывшего мужа. Он был омыт, выбрит и его кожа казалась гладкой и розовой, благодаря процедуре бальзамирования.
– Он выглядит моложе, чем я его запомнила.
– Да, после смерти мышцы расслабляются и все морщинки сглаживаются.
– А еще он не выглядит мертвым.
Я мог бы предложить ей дотронуться до него, чтобы она поняла: живые люди не бывают настолько холодными, но решил промолчать.
– Мне казалось, что я разрыдаюсь, как только увижу его, но этого не произошло.
– Это нормально, – размеренным тоном изрек я. – Не стоит ожидать от себя определенных ярких эмоций, в подобных случаях. Каждый реагирует по-разному, в зависимости от многочисленных факторов.
Евгения быстро закивала и отвернулась. Я воспринял это как сигнал, после чего закатил тело Краснова в камеру и закрыл дверцу холодильника.
– Спасибо вам, – прошептала она, когда мы вышли из прозекторской.
Я хотел произнести что-то в качестве поддержки, но мои слова оборвались на гулком звуке шагов. Подняв голову, я увидел приближающегося к нам Безбородова. Лицо у него было довольным. Я бы сказал – лицо победителя. Похоже, ему удалось сравняться по количеству побед в нарды с хирургом. Он даже успел просвистеть незамысловатую веселую мелодию, прежде чем окончательно обратил на нас внимание.
– Алексей! – задорно проголосил он. – Сколько раз я тебе говорил: не приводи на работу своих поклонниц в мое отсутствие!
– Профессор так шутит, – поспешил я оправдаться перед Евгенией, после чего добавил гораздо громче: – Очень неудачно шутит!
Евгения опустила взгляд в пол, а кончики ее ушей мигом порозовели от смущения.
– В каждой шутке – доля шутки. В каждой правде есть свое «но»! – философски дополнил мои слова Безбородов, остановившись перед нами. Руки он держал в карманах халата, а кустистые седые брови были вопросительно приподняты вверх. Похоже, он ожидал, что я ему представлю симпатичную молодую незнакомку. Изначально мне казалось, что Безбородов должен был знать бывшую жену Краснова в лицо, теперь же, поняв, что это не так, я испытал полнейшее отсутствие желания их знакомить.
Я не стал идти против своих желаний, а потому, проигнорировав Безбородова, обратился к Евгении:
– Оставьте свой номер телефона. Я вам позвоню сразу же, как все будет улажено.
Она, словно кролик загипнотизированный удавом, с трудом отвела взгляд от моего старшего коллеги. Мотнув головой, отгоняя туман в своей голове, женщина заговорила:
– Да, мой телефон…секундочку…Восемь-…
Я быстро записал номер в блокноте, после чего захлопнул его.
– Позвольте, я провожу вас.
Евгения одобрительно кивнула, и мы направились по коридору прочь от пожилого танатолога. Хоть я и не обернулся, все же был уверен, что Безбородов пристально наблюдал за нами, до самого лифта.
5.
Я позвонил Евгении вечером того же дня. Говорили мы строго по делу, не отвлекаясь на сторонние темы. Но даже так, мне было приятно ощущать некую близость с ней, слышать ее голос у своего уха. Я сообщил ей, что завтра буду в городе с рабочими вопросами, а потому был готов помочь. Помощь заключалась в получении всех оставшихся необходимых документов для погребения тела. Она подняла тему цены услуг, и я поспешил заверить ее, что об этом ей не стоит беспокоиться: Краснов был работником больницы, а потому большую часть затрат брал на себя местный профсоюз. Я заверил ее, что ей не стоит беспокоиться о месте для прощания с умершим, о месте захоронения и даже о месте поминок. Под конец, она выразила свою признательность и пообещала найти способ отблагодарить меня. Я, как истинный джентльмен, отказался от благодарностей, с трудом подавив желание пригласить ее на ужин. Это могло показаться крайне не романтичным, в тематике всей предыдущей беседы.