Три капитана
Шрифт:
Понедельник – пятница, 21-25 августа
Районный прокурор сел, против обыкновения, на заднее сиденье. Велев раздражённо шофёру выключить радио, он размышлял о деле, которое ему только что вручили в областной прокуратуре. Уже то, что область, возбудив дело и продержав его неделю, теперь передало его в район, наводило на грустные размышления. Значит, не просто «глухарь», а «глухарь» с осложнениями. В прессе, притом не только бульварной, уже появилась информация о происшествии в садоводстве. Тональность, в зависимости от желтизны издания, была разной, но римских легионеров упомянули все. Оживились всякие специалисты по паранормальным явлениям,
Он начал перебирать в памяти всё, что ему рассказали в областной прокуратуре, и то, что он пробежал глазами наискосок в самом деле. Допрошено около двухсот человек. Никто и ничего. Машина Залкиндсона пропала, выезжающей её не видел никто. Второй выезд из садоводства через семьсот метров перекопан рвом, лесничество постаралось.
Потерпевшая Пономарёва… На месте взято объяснение опером, там же часа через два допрошена дежурным следователем. Дважды допрошена следователем областной прокуратуры[12]. Показания адекватны.
Потерпевшая Морозова, латинист. Всё то же. И ещё – следователь проявил фантазию и пригласил на допрос аж трёх психологов. Потом разогнал их по разным кабинетам и допросил порознь. И все трое сказали, что Морозова описывает то, что видела.
Назначены три судебно-медицинские экспертизы – покойника и обеих баб. Да, Морозова сейчас в клинике неврозов. Вот, вроде, и всё.
Встаёт вопрос – кому поручить дело? А вопроса-то, собственно и нет! Кому, как не старшему следователю Левицкой! Нине-свет-Алексеевне!
Во-первых, она единственная из трёх следователей носит приставку «старший». Во-вторых, действительно неплохой профессионал. И, главное, управляема.
Прокурор представил малопривлекательное лицо, да и остальное не лучше, Левицкой и усмехнулся. Нина Алексеевна в свои тридцать с небольшим не имела ни малейшего шанса хоть кому-то понравиться. И тем не менее у неё периодически возникали бурные, но непродолжительные романы с сотрудниками уголовного розыска. Достоверно прокурор знал о трёх, к нему приходила с жалобой на Левицкую жена одного из оперов. И поделилась информацией ещё о двух, так сказать, эксцессах. Нет-нет, Левицкая не была потаскухой, новую любовь она заводила через какое-то время после того, как вдоволь погоревала над неудавшейся предыдущей. Прокурор был уверен, что опера валяли её исключительно с целью… м-м-м… сблизиться через неё с прокуратурой. А как только они убеждались в её абсолютной деловой порядочности (а это факт!), так сразу и сворачивали отношения. Сворачивали аккуратно, боялись, упаси Бог, обидеть старшего следователя! А то результат был бы прямо обратный желаемому.
Прокурор снова усмехнулся – тут они ошибались, Левицкая действительно была глубоко порядочным человеком и не стала бы, как говориться, злоупотреблять служебным положением.
А что касается управляемости … После визита жены опера прокурор долго беседовал с Левицкой. Конечно, советских правил как бы и нет, но сожительство отнюдь не рядовой сотрудницы прокуратуры с ментами … Ещё туда-сюда, если наоборот. А так – вышвырнут с волчьим билетом. И как она будет жить в их небольшом городе, где все знают про всех всё? Да и сейчас о ней не судачат вслух только из-за места её работы.
Решено – дело идёт Левицкой, а там посмотрим. Прокурор повеселел и сказал шофёру, что тот может послушать музыку.
Весь вторник Левицкая изучала дело, намечала первоначальные действия, договаривалась по телефону о встречах. Вот с Пономарёвой поговорить не удастся – она, по словам матери, уволилась и уехала на экскурсию по Золотому кольцу России. И в среду Левицкая дремала в утренней электричке – дел намечено много, а путь до Петербурга не короткий.
Сначала она, как и было договорено заранее, поехала в отделение милиции по месту жительства Морозовой. Здесь её уже ждал выделенный в помощь оперативник, молодой парень с интересной фамилией Кондэ. Да ещё и Юлий Генрихович! С ним вместе она поехала в клинику неврозов.
В клинике она долго говорила с заведующим отделением, лечащим врачом и психиатром. Они были единодушны – Морозова абсолютно нормальна, то есть, выражаясь языком кодекса, отдаёт себе отчёт в своих действиях и может руководить ими. Она хотела поговорить с Морозовой и попросить у неё ключи от квартиры, но та захотела поехать к себе домой сама; заметно было, что её уже начинает тяготить нахождение в клинике.
Они с Морозовой постояли на лестничной площадке, пока Кондэ искал понятых. В квартире Левицкая не рассчитывала найти что-то новое, но осмотрела всё, уделив особо внимание окнам и входной двери. Впрочем, в ту ночь окна были открыты. А на двери, помимо обычного замка, был ещё засов. Но не задвигающийся, а типа крючка, закрывающий сверху. Левицкая внесла в протокол и пояснение Морозовой, что засов она поставила буквально за несколько дней до происшествия. Нашла отражение в протоколе и возможность проникновения в квартиру через окна с крыши с помощью верёвки. Осмотрев дом снаружи, Левицкая отметила, что он стоит фасадом на проспект Просвещения, отнюдь не обделённый маршрутами общественного транспорта.
Закончив осмотр, она отпустила Кондэ и Морозову, поинтересовавшись у последней её планами. Та ответила, что поедет в клинику и будет требовать выписки.
Результаты судебно-медицинских экспертиз женщин следователя не удивили – ничего, кроме синяков. Словом, лёгкие телесные, не повлекшие кратковременного расстройства здоровья. В крови ничего лишнего. Заключения она получила. А вот по Залкиндсону… Заключение будет оформлено только завтра, но вывод ей могут сказать прямо сейчас. Никаких заметных признаков физического воздействия не установлено, а умер он от обширного инфаркта. Это если кратко, а подробно она сможет прочитать завтра, получив заключение.
Вернувшись к себе, Левицкая доложила обо всём прокурору.
В четверг Левицкой повезло, она ехала в Петербург на машине с прокурором, шеф ехал в областную прокуратуру. Она довольно быстро получила заключение судебно-медицинской экспертизы Залкиндсона, пообедала в уютном кафе и отправилась на вокзал.
Заглянув по приезде в кабинет к секретарю, она с удивлением узнала, что с утра её ждёт корреспондент какой-то московской газеты. У её кабинета действительно сидели двое мужчин лет по тридцать каждый. При её приближении они встали. Толстый и тонкий, промелькнуло в голове поневоле.
Толстый предъявил редакционное удостоверение, которого Левицкая не успела прочитать, так как тонкий щёлкнул затвором фотоаппарата, и вспышка осветила коридор. Она растерялась, и толстый взял её под руку. Снова вспышка. Она вырвала руку.
– Что вам нужно?!
– О, сущие пустяки. Но, может быть, мы зайдём в кабинет, а то в коридоре как-то… Мало ли, люди…
В кабинете она сразу прошла к столу и села на своё место. Снова вспышка. Она не успела возмутиться, как толстый успокаивающе поднял руку: