Три карата в одни руки (сборник фельетонов)
Шрифт:
Но шел месяц, другой, пятый, а из управления дороги не доносилось ни сигналов об исполнении решения Комитета народного контроля, ни даже вздохов. Напротив, там царило бодрое настроение. На разъезде даже распространилась весть, что заместитель начальника дороги и непосредственный куратор Морозова формирует свою комиссию. И эта комиссия, в отличие от комитета, скороговоркою упомянув грехи Морозова, непременно придет к привычному выводу:
— Но работник он хороший!
В свете таких новостей председатель Комитета народного контроля Кабардино-Балкарии предупредил начальника дороги
— Уже выполнено! — твердо заверил тот. — Приказ подписан и вручен под расписку. Так что Морозов уже собирает чемоданы.
— Правда?
— Чистая правда.
Но это была не чистая правда. В лучшем для руководства дороги случае — наполовину разведенная. То есть ни приказа, ни тем более расписки еще не существовало, тут начальник северокавказских железнодорожников резко обогнал события. Однако Морозов и впрямь уже собирал чемоданы. Но без грусти, а в наилучшем расположении духа, поскольку отправлялся на курорт. С молчаливого согласия своего куратора и, разумеется, в ранге начальника.
— Это ничего, — пытались успокоить народных контролеров после того, как тайное стало явным. — Пусть человек отдохнет, наберется сил, а уволить его мы всегда успеем. У нас все расписано!
К сожалению, не только поезда отстают от расписания — железнодорожные руководители тоже. Еще месяц, возвратившись из отпуска, привычно шкодил и страдал начальник путевой станции. За это время он успел изрядно досадить недругам и пособить приятелям. Например, Турбину, отстраненному от должности комитетом, он организовал переход на другую работу в порядке перевода. Вероятно, такую же чуткость сулило ему самому управление дороги, потому что еще два напоминания остались без последствий. Если не считать, конечно, вялых оправданий типа:
— Да, конечно, упущения были, но и ремонт путей…
— Да, конечно, приписки солидные, но ведь сколько построено тупиков!..
И если король разъезда под конец все же оказался в тупике, то вовсе не потому, что в управлении по-деловому подошли к выводам народных контролеров Кабардино-Балкарии. Приказ об увольнении Морозова увидел свет после того, как в события решительно вмешался союзный Комитет народного контроля.
И лишь тогда, когда растаяли последние надежды на ведомственные палочки-выручалочки, стало окончательно ясно, что выезд из тупика один: не хочешь страдать — не надо шкодить.
Белоснежная ворона
Одна молодая женщина, по профессии — машинистка, но должности — машинистка отдела, пришла на прием к директору производственного объединения. На вопрос секретаря она ответила, что дело у нее сугубо личное, а директору объяснила, что никакого дела у нее нет. Директор, понятно, рассердился:
— Что ж это вы ходите без дела?
— Потому и хожу, что дела нет, — печально улыбнулась машинистка. — Перепечатать две-три страницы в день — разве это работа?
— А что вам надо?
— Страниц двадцать. Или, еще лучше, тридцать.
— Попросите — дадут.
— Прошу — не дают.
— К завсектором обращались?
— Обращалась.
— И что он?
— Говорит: тебя не трогают — сиди!
— А к замзавотделом?
— Обращалась.
— А
— То же самое: сиди!
— А зав?
— Обращайтесь, говорит, к замзаву.
— А он что? Впрочем, это я уже спрашивал. М-да… А что вы от меня хотите?
— Ничего. Работать хочу. Устала я от безделья, ну, прямо мочи нет!
— Странно, — пробормотал директор. — Все вокруг работают, все заняты общим делом… Вы что-то хотели сказать?
— Нет, ничего. Я ведь пришла по личному делу. Говорю только о себе.
— Как это — о себе? Я вас спрашиваю: работают люди или не работают? Отвечайте прямо!
— Ну, если прямо… И, конечно, без фамилии… В общем, в девять ровно все за столами, а потом — кто куда. Кто по магазинам, кто в ателье… На телефонах висят, дела устраивают, вяжут, вышивают, собрания проводят. А мне вышивать не нравится, вязать не умею, но магазинам бабушка ходит. Скучно.
Тут у директора мелькнула одна догадка, и он спросил:
— Слушайте, а вас там за критику не преследуют?
— Я никого не критиковала, и, следовательно, меня никто не преследует.
Тут у директора мелькнула другая догадка, по он ничего не спросил, лишь произнес примирительно:
— Ладно, вы идите, я разберусь.
Поскольку не исключено, что подобная догадка осенит и кое-кого из читателей, я хочу сразу же рассеять возможное недоразумение. Это тем более просто, что впоследствии, когда дело приобрело непоправимо конфликтный оборот, кто вполголоса, а кто и в полную зычность высказывал мнение, будто машинистку эту еще в детстве то ли тяжкой дверью прищемило, то ли трехфазным электричеством стукнуло, отчего она повредилась и пребывает отчасти не в себе. Так вот, все это, поверьте, чепуха. Лично мне сдается, что даже самый уравновешенный человек с трудом выдерживает пытку многомесячным ничегонеделаньем. Особенно с непривычки.
А у нашей машинистки привычки такой как раз и не было. Она ведь в данное объединение всего с год как пришла. В связи с переменой места жительства. Новую квартиру поблизости дали.
Впрочем, привычка, квартира — все это детали здесь несущественные. И устное внушение, которое директор сделал начальнику отдела, тоже не самое увлекательное событие нашего повествования. И даже срочно принятые меры, а именно: лихорадочное складирование всяких пустопорожних бумажек на столе у машинистки, произведенное с единственной целью хоть чем-нибудь ее занять, — даже это натужное действо я сознательно оставляю в стороне. Ибо самое интересное здесь — так называемая реакция так называемого коллектива.
Сказать, что коллектив был возмущен, — значит ничего не сказать. Коллектив клокотал. Обычно бесшумный и застойный, как подернутое изумрудной ряской болото, он теперь содрогался с вулканической мощью, для характеристики которой слабовата даже знаменитая шкала Рихтера. Если бы пыл и энергия, с которой все требовали обсуждения и осуждения машинистки, был бы обращен на что-нибудь материальное, ну, к примеру, на посыпание обледенелых тротуаров песочком, то во всех хирур-гических отделениях пришлось бы вытащить раскладушки из коридоров, да и штатные койки наверняка пустовали бы.