Три карата в одни руки (сборник фельетонов)
Шрифт:
— А что мне делать с этим? — спросила владелица, указывая на обгоревший до неузнаваемости телевизор. — Можно выбросить?
— Ни в коем случае! — предупредил офицер. — Он вам еще не раз пригодится.
Пожарный как в воду глядел…
Дорогой читатель! Сейчас мы покидаем с вами события, которые измерялись секундами и минутами. Дальше счет пойдет на недели, декады, месяцы. И еще одно предуведомление: давайте договоримся о терминах. С целью экономии бумаги я буду описывать действия владелицы кратко: съездила в ателье. Или: посетила ремонтно-эксплуатационное бюро. Но вы всякий раз обязаны отчетливо представлять,
И т. д., и т. п.
Владелица телевизора на следующий день съездила в пожарную часть, там ей велели прийти через неделю, так как документы сюда «еще не дошли». Почему нужно ждать неделю бумажку, которую за две минуты можно принести из соседней комнаты, этого, разумеется, никто никому не объяснял. Сказано через неделю, значит, через неделю.
Неделю спустя справку выдали. Она слово в слово повторяла ту, которую на месте происшествия выписал офицер полеарной роты, командовавший тушением самовозгорания.
Владелица поехала в ателье № 4. Там пообещали прислать комиссию. В назначенный день комиссия не явилась. Снова съездила в ателье. Оказалось, что заявление было написано неправильно. Написала правильно. На вопрос: почему сразу не объяснили, как правильно, никто отвечать не пожелал.
Наконец, комиссия прибыла. В единственном лице. Лицо брезгливо осмотрело останки месяц тому назад сгоревшего телевизора. Удивилось:
— А что тут осматривать? Все сожжено дотла.
В справке комиссия записала, что виновато производственное объединение «Рубин». Но самой справки не выдала — за получением велела явиться уже не в ателье, а на головное ремонтное предприятие. Разумеется, в другом конце города. Когда явиться? Через неделю.
Неделю спустя на головном предприятии сказали, что бумаги все составлены верно, теперь их отправят на завод.
— А зачем мне нужно было сюда приезжать? — полюбопытствовала владелица.
— Ну, мало ли что… — последовал ответ.
На телевизионном заводе бумаги оказались через неделю, но разыскать их было не просто. Понадобился с десяток телефонных звонков, лишь тогда назвали день, когда прийти.
Пришла. Оказалось, бумаги в порядке.
— Зачем же вы велели прийти? Разве нельзя было по телефону сказать, что бумаги в порядке?
— Положено. Кроме того, хотели вместе с вами назначить день прихода комиссии.
— Было уже две комиссии. И обе сказали, что телевизор сгорел полностью.
— Это они сказали. А теперь скажем мы. Через неделю.
Снова день ожидания, после обеда пришла комиссия. Поглядела на бывший телевизор, установила, что ничего установить по уцелевшим останкам невозможно. Велела через неделю приехать на завод за ответом.
Через неделю на заводе сказали, что ответ будет дан в письменной форме.
Еще через полмесяца пришло сообщение за подписью директора, что завод ничего платить не будет, надо обращаться в суд.
— Но ведь я могла сразу обратиться в суд, — взмолилась владелица. — А так прошло почти полгода, и все надо сначала.
— Во-первых, без нашего отказа у вас дело в суде не примут. А во-вторых, как бы быстро мы ни работали, все равно раньше чем через год вы своих денег не получите.
— И весь этот год мне нужно хранить дома обгоревший черный ящик?
— Обязательно!
— А быстрее никак нельзя?
— Мы и так действуем, можно сказать, молниеносно.
Ну, а теперь настала пора объяснить читателю, почему мы, вопреки традиции, не называем здесь фамилии потерпевшей. Когда ее письмо оказалось в редакции, когда редакция поинтересовалась прохождением бумаг между канцелярскими столами на заводе, когда удалось без труда выяснить, что канцелярские молнии были тягучими и ленивыми, как застойное болото, тогда вдруг на заводе решили оперативно принять меры и выплатить деньги потерпевшей полностью. Причем решение было принято в течение десяти минут.
Казалось бы, справедливость восторжествовала. Но это, если разобраться поглубже, лишь иллюзия справедливости. Ублажить негодующую общественность одним фактиком, прикрыв им неприкосновенность безобразия, мечта бюрократа. Ведь тут дело не в телевизоре. Подставьте вместо него полотер, часы или мясорубку — положение ничуть не изменится. Равным образом не утешает розовая статистика. Пусть одна нервотрепка приходится на тьму славных телевизоров, которые не горючи, как влажный песок. Все равно это не может служить оправданием тому, что каждый из потерпевших всякий раз принужден добиваться исполнения своих бесспорных претензий, продираясь сквозь дремучие канцелярские дебри.
Как должно было бы поступить дорожащее своей маркой предприятие, по вине которого случилось такое нерядовое происшествие, как пожар? Ну перво-наперво извиниться перед человеком, который затратил семьсот-восемьсот рублей, а в итоге перенес нервное потрясение. Это элементарно. Во-вторых, своими силами и за счет своих средств полностью возместить убытки безвинно потерпевшего. Причем сделать это за несколько считанных дней.
Но телевизионные заводы предпочитают склочничать с доверчивыми потребителями. Они придираются к каждой бумажке, к каждой букве, они передают в суд абсолютно бесспорные дела. Все это происходит под простодушным предлогом экономии государственных средств, однако на деле никакой экономии, конечно, нет и быть не может, так как суд все равно восстанавливает справедливость. А суета, нервотрепка, отпрашивания со службы, десятки часов потерянного времени как рабочего, так и свободного — все это легко бросается в жертву браку. Точнее, обреченному на провал стремлению откреститься от брака.
Не знаю, какова вина министерств-изготовителей в том, что та или иная доля процента потребителей видят цветные передачи в слишком ярком, так сказать, свете. Да и не об этом мой фельетон. Но зато абсолютно твердо известно, что руководители отрасли, точно так же, как и подведомственные им предприятия, ведут ту же тактику оттяжек и проволочек, когда республиканские министерства бытового обслуживания населения предлагают разработать четкий, автоматически действующий порядок возмещения ущерба за последствия брака телевизионных заводов.