Три карата в одни руки (сборник фельетонов)
Шрифт:
— Подрались с соседом? — участливо спросил он. — Нехорошо, ох, нехорошо! Пенсионер, пожилой, уважаемый человек, а задору, как у юноши.
— Да ведь это не я… — оправдывался Иван Саввич. — Это меня.
— Я, меня, — какая разница? С соседями надо жить в мире и дружбе. В общем, так: дела этого мы так не оставим. Мы передадим его на товарищеский суд в сельсовет. Согласны?
— Нет.
— Экий вы необщительный. Ладно, давайте уговоримся: вы еще подумаете, и я еще подумаю.
Неделю спустя пенсионер, подумав, вновь явился в суд. Снова С. Шиндяк превозносил преимущества товарищеского суда,
— Друзья! — сказал С. Шиндяк. — Забудьте прошлое. Улыбнитесь друг другу.
Лис весело улыбнулся. У Белова улыбка не получилась.
— Протяните друг другу руки, — скомандовал судья.
Лис охотно протянул. Белов опасливо отпрянул.
— Ну, что, забыли прошлое? — спросил судья.
— Забыл, — ответил Лис.
— Не могу, — ответил Белов.
— Тогда идите и подумайте, — закончил встречу С. Шиндяк.
У выхода из суда Лис, не снимая маскировочной улыбки с лица, пробормотал:
— Будешь кочевряжиться, старый хрыч, я тебе еще не так врежу. Уразумел?
На восьмой раз (а это, напомним, восемь ранних вставаний, шестнадцать поездок в переполненном автобусе, восемь томительных ожиданий в приемной, восемь горьких разочарований) судья сказал:
— Ваше дело я передал в товарищеский суд села Чернышовка. А я, извините, уезжаю в отпуск.
И уехал. А пенсионер поехал в сельский Совет выпрашивать свои документы с тем, чтобы отнести их председателю народного суда. С трудом, но выпросил. Председатель посмотрел и строго сказал:
— Если вам не нравится наше решение направить дело в товарищеский суд, можете его обжаловать в суд областной.
А в областном сказали:
— Раз уж вы настаиваете, так и быть: возвратим дело в суд районный.
Только вы не подумайте, читатель, будто все так быстро — тут сказали, там сказали. Между «тут» и «там» тянулись долгие недели, наполненные хождениями, сидениями, мытарствами и сомнениями. Наполненные угрожающими репликами Лиса папы и красноречивыми взглядами Лиса сына, который хоть и получил два года, по, по молодости лет, условно.
А суд передал дело в райотдел внутренних дел.
А райотдел — в районную прокуратуру.
А районная прокуратура завела на Ф. Лиса уголовное дело. По ничего еще расследовать не успела, папка абсолютно пуста, потому что прошло всего две недели. Разве можно за такой краткий срок изучить такое сложное дело, случившееся средь бела дня и на глазах у четырех офицеров милиции?..
То есть с момента происшествия минуло уже, конечно, не две недели, а полгода. Но штука в том, что каждое ведомство исчисляет свой срок с момента поступления бумажки. И каждое, кстати, имеет свой взгляд на виновника события.
— Недопустимую медлительность проявили работники линейной милиции Олейников, Захован, Пономарь и Синько, — сообщил помощник прокурора Полтавского района. — Как толь-ко мне удастся установить их номера телефонов, дело стремительно продвинется вперед.
Я подумал, что простой набор двух цифр «09» помог бы помощнику резко ускорить расследование. Но воздержался от совета, опасаясь обвинений в некомпетентности.
— Мы не имели права составлять протокол, поскольку нанесение побоев имело место на территории, обслуживаемой райотделом милиции, а не нами, — объяснил возглавлявший обыск Заховай. — Если бы Лис осмелился хоть пальцем тронуть Ивана Саввича где-нибудь на рельсах или даже на перроне, мы бы его немедленно привлекли.
Я подумал, что резкое расширение сети железных дорог явно пошло бы на пользу правопорядку. Но промолчал, не будучи уверен, что старший Лис даст согласие прокладывать стальную магистраль через свое подворье.
— Откровенно говоря, Белов сам во всем виноват, — сказал нарсудья С. Шиндяк. — Между ним и Лисом давно существовали неприязненные отношения — зачем же он пошел в понятые?
— Да ведь не сам пошел, его уговорили гражданским долгом.
— Ну и что? Долг долгом, а я бы на его месте в понятые не пошел.
Откровенно говоря, я бы на месте С. Шиндяка не пошел в народные судьи. Но я промолчал, поскольку, вероятно, не имел права на такую откровенность.
Впрочем, я мог бы сказать о другом. О том, что гражданин, выполняющий свой долг перед обществом, вправе рассчитывать на то, что общество безоговорочно выполнит свой долг перед ним. Что человек, которого безнаказанно избили именно в тот час, когда он бескорыстно разделил бремя местной власти, начинает ощущать естественное разочарование и в своей бескорыстности, и в представителях местной власти. Что должностные лица, ввергнув одного порядочного человека в пучину бюрократических мытарств, не только возвысили тем его обидчика, но и унизили сами себя.
Но оказалось, что и об этом распространяться бессмысленно, поскольку все мои собеседники и сами отлично подкованы, широко информированы, стопроцентно дипломированы. Так что мое умолчание вряд ли снизит увлекательность того расследования, которое предстоит полтавским товарищам при выявлении главных виновников беспримерной волокиты.
Но о чем можно говорить уже сейчас и в полный голос, так это о том, что жизнь в канцеляриях вовсе не так уныла, как мы порою думаем. Тут порою такие лихие сюжеты закручиваются, что и без всяких погонь хочется вскочить на коня и скакать, скакать, скакать…
И тогда шалеют коровы
Отдельные граждане, преисполненные благородного и естественного негодования по поводу еще имеющихся проявлений бюрократизма, выражают нетерпение. Они считают, что слишком уж мы с волокитчиками панькаемся, слишком либеральничаем и отсюда, мол, все беды. А надо не так. Надо решительно, одним махом подрубить все это гнилое дерево бюрократизма под корень. Раз — и привет!
Меня лично такая бескомпромиссность всегда только радовала. В самом деле, зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Тем более что граждане не ограничивались голым негодованием, а предлагали вполне конкретные мероприятия. Запомнилось, например, предложение выдавать каждому должностному лицу специальный талон предупреждений. Ну, нечто вроде того, что получают все водители автотранспорта от ГАИ. За каждое проявление волокиты в талоне служащего делается просечка, которая действует один календарный год. Если в течение года будет три предупреждения, то виновный автоматически отстраняется от должности до нелицеприятного разбора на административной комиссии.