Три кило веселья
Шрифт:
Но вот среди густых сосен он обнаружил глубокий бочажок, налитый черной водой. Как же она была вкусна!
Напившись, Егорка наполнил анкерок и вернулся к шлюпке.
Вода оказалась словно живой. Раненые пришли в себя, разговорились, стали обсуждать дальнейшие действия. А Егорка, недолго раздумывая, захватил котелок и отправился за черникой.
Так началась их робинзонская жизнь. Остров был невелик и необитаем. Но он дал измученным людям почти все, в чем они нуждались.
Радист Лебедев,
– Медсанбат!
– похвалил их боцман, когда дохромал до палатки.
Перенесли из шлюпки моториста Уткина, осторожно уложили рядом с боцманом. Разожгли крохотный недымный костерок и, вскипятив воду, заварили в ней брусничные листья.
– Двое суток отдыха!
– распорядился боцман, выпив кружку «чая».
– Наблюдать за горизонтом. Соблюдать маскировку.
Эти двое суток «отдыха» Егорка запомнил на всю жизнь. Он один из всех четверых был здоров, но было ему двенадцать лет всего. И он, малый пацан, спас их всех.
В кормовом рундуке нашлась и смотанная бечевка с блесной. Егорка долгими часами забрасывал ее с берега в море, поддергивая, вытягивал обратно. И порой чувствовал на крючке живое сопротивление крупной рыбы.
Он вытаскивал треску, иногда здоровенную зубатку, навагу. Это была пища.
Боцман, вытянув раненую ногу, готовил уху. Чистил рыбу, закладывал в котелок. Егорка и Лебедев подтаскивали дрова. Уткину вареной рыбы пока не давали, поили рыбным бульоном.
– Хорош флотский борщ, Егорка?
– подмигивал ему боцман.
– Наваристый? Луковку бы к нему, хлебца да чеснока головку!
Егорка собирал грибы в лесу, перевязывал матросам раны, подкладывая под ржавые бинты комочки очень полезного мха, - ему это боцман подсказал.
И еще он объяснил Егорке, как поставить на шлюпке парус. И как им управлять.
– Под парусом быстро добежим.
Двое суток прошли. Снова вышли в море. И болтались в нем почти месяц. За это время их трепал шторм, заливало ледяным дождем, дважды шлюпку чуть не опрокинуло шквалом. Но они все выдержали под командой своего юного капитана.
Питались в основном рыбой, которую неустанно ловил Егорка, привязав конец удочки к корме. Блесна так и тянулась за ними постоянно, и время от времени какая-нибудь рыбина на нее соблазнялась. Если попадался островок, Егорка обшаривал его, собирал грибы и ягоды. Скудно, конечно, но продержались.
…И однажды на рассвете показался берег. Наш, родной. В шлюпке только Егорка держался на ногах - раненые совсем ослабели, недвижно лежали на сланях и безучастно смотрели в небо.
– Держи прямо, - хрипло командовал боцман Егорке.
– Сбрось парус. Садись на весла - здесь камня под водой много.
Егорка греб из последних сил.
С берега их заметили. И… открыли огонь. Вокруг шлюпки заплясали фонтаны разрывов.
– Сигналь, Егорка, - прохрипел боцман.
– Семафорь флажками. Зря я тебя учил?
– И он протянул Егорке носовой платок.
Егорка выхватил из кармана свой платок и встал во весь рост на маленькой носовой палубе. Сосредоточился.
Шлюпку раскачивало, Егорка с трудом держал равновесие. И от качки, и от слабости.
– Сигналь: «Отставить огонь!» - хрипел боцман.
– «Отставить огонь!»
Егорка замахал платками. И тут же прекратилась стрельба. От пирса отвалил катерок и помчался им навстречу. Подошел вплотную, легонько стукнулся носом в борт шлюпки.
Матрос с катера протянул Егорке руки. Тот упал на них и потерял сознание…
За этот подвиг Курочкин Егор Иванович был награжден Золотой Звездой Героя. И вручил ему этот самый почетный орден вместе с золотым кортиком сам командующий Северным флотом на палубе флагманского крейсера. Под орудийный салют и звуки гимна…»
Тут воспоминания адмирала прервал дверной звонок. И ворвалась небольшая стая гимназистов. Некоторых из них мы знали. И учились когда-то вместе, да и живем в одном микрорайоне.
Они все были одеты в свою форму, как в старое время, еще до революции, и были похожи на кадетов. Шустрые, бойкие, веселые.
Двое из них, без всяких вежливостей, рванули на кухню выгружать сумки с продуктами. Еще двое стали приставать к адмиралу, чтобы вымыть окна.
– А то они у вас паутиной заросли.
– Это не паутина, - отбивался адмирал, - это трещинки. Да и нельзя в такой холод окна мыть.
В общем, группа поддержки. Нам с Алешкой здесь делать нечего. Мы чужие на этом празднике жизни. Подозрительном празднике.
Мы незаметно вышли на лестницу, а в квартире все слышалось:
– Мы и вашу собачку будем выгуливать!
– Да нет у меня собачки!
– Мы вам и собачку достанем!
– И бегемота, - проворчал Лешка, когда мы спускались по лестнице.
Глава VIII
«А ГДЕ КОРТИК?»
После уроков Семен Михайлович объявил общий сбор старшеклассников в актовом зале. И сказал длинную речь, из которой мы ничего, кроме того, что мы оболтусы и ветрогоны, не поняли. Начал он с одного, а закончил речь совсем противоположным.
Вначале он говорил о том, что мы все очень неинтересно живем в свободное от учебы время.
– В мои школьные годы мы занимались в кружках, пели песни у костра, собирали металлолом и строили из него самолеты.