Три кругосветных путешествия
Шрифт:
Вот тебе новости, любезный и старинный друг мой Алексей Антипович, и верно для тебя столько же, как и для меня, неожиданные. Письмо твое я получил вчера, значит, оно было 22 дня в дороге! Не знаю, успею ли послать тебе документы деревни моей, а хотелось бы продать хоть за самую дешевую цену. Мужики совершенно там избаловались, и притом их крепко обирают, а вступиться за них некому. Писал несколько раз к губернатору и ни одного ответа не имею.
Заключу письмо мое тем же, что и ты, т. е. хотел бы и более с тобою побеседовать, да некогда. Почтеннейшей супруге твоей и сестрице мое искреннее почтение, прошу поцеловать от меня ручку и поблагодарить за дружеское ко мне расположение. Прощай, ежели обстоятельства переменятся, то буду писать, ежели же пойду, то тоже из Севастополя дам знать. Только прошу тебя все, мною здесь сказанное как старому приятелю, содержать в совершенной тайне до того времени, как оно само собою сделается известным.
P. S. Василий Шестаков завтра будет представлен к переводу в линейные артиллеристы во второй раз.
По полученным из Константинополя от д. с. с. Бутенева и генерал-лейтенанта Муравьева донесениям от 16/28 декабря 1832 г., верховный визирь, отправившийся в недавнем времени навстречу войскам египетского паши, претерпел совершенное поражение у Конии и сам находится в плену у Ибрагима-паши.
Хотя при отправлении сих депешей Порта еще не просила содействия нашей эскадры, но полагать должно, что до получения сего отношения моего в. в. пр-во имели уже требование о сем г. д. с. с. Бутенева; но если вы, милостивый государь, оного еще не получили, то государю императору угодно, чтобы в. в. пр-во предписали по высочайшей воле контр-адмиралу Лазареву:
1. Без промедления времени идти к Константинопольскому проливу.
2. Не входя в пролив, обослаться [211] с д. с. с. Бутеневым относительно дальнейших действий.
211
Так в документе.
3. Так как быть может, что ко времени прибытия контр-адмирала Лазарева к Босфору азиатский берег будет уже занят египетскими войсками, то поступить с должной осторожностью относительно сношения с Константинополем, стараясь расспросами и всеми средствами, которые ему представятся, узнать о положении дел в столице.
4. Иметь в виду, что без требования Порты или без извещения нашего посланника в неприязненные против египетских войск действия входить ему не следует.
5. Ежели бы Порта отказалась от нашего содействия или бы последовала перемена в правлении сего государства, то продолжать крейсировать, приходя почасту на вид Константинопольского пролива, в ожидании дальнейших повелений.
С сим отношением посылается к в. в. пр-ву по высочайшему повелению нарочный фельдъегерь, с возвращением коего не угодно ли вам, милостивый государь, будет о распоряжениях, какие вы вследствие сего изволите сделать, почтить меня уведомлением для доклада е. и. в.
За желание успехов в любви прелестной Юлии я благодарен, но признаться должен, что по неловкости своей вовсе в том не успеваю. Доказательством сему служит то, что на другой же день отъезда моего из Николаева она, собрав совет, состоявший из Давыдки Иванова, Критского, Вавилова, Богдановича, Метаксы, Рафаловича и Серебряного, бранила меня без всякой пощады: говорила, что я вовсе морского дела не знаю, требую того, чего совсем не нужно, и с удивлением восклицала: «Куда он поместит все это? Он наших кораблей не знает, он ничего не смыслит», и проч. и проч.
Прелести ее достались в удел другому; они принадлежат Критскому, который в отсутствии… по нескольку часов проводит у ней в спальне. Она тогда притворяется больной, ложится в постель, и Критский снова на постели же рассказывает ей разные сладострастные сказочки! (Я говорю со слов тех, которые нечаянно их в таком положении заставали.) И как же им не любить друг друга? Все их доходы зависят от неразрывной дружбы между собой. Критский в сентябре месяце, выпросив пароход, ходил в Одессу и, положив в тамошний банк 100 000, хотел подать в отставку, но министр двора здешнего Серебряный и прелестница наша уговорили его переждать, рассчитывая, что по окончании всех подрядов он должен получить 65 000. И так как Критский громко везде говорил, что он оставляет службу, то Серебряный столь же громко уверял, что это неправда, что он не так глуп, чтобы отказаться от 65 000, и что он готов прозакладывать в том не только деньги, но даже бороду свою! Что ж, наконец, вышло? Министр, к стыду своему, столь много славившийся верными своими заключениями и расчетами, ошибся. Хотя Критский в отставку не вышел, но получил пятью тысячами менее, нежели как сказано было, т. е. досталось на его долю только 60 000!!! Вот вам тайны двора нашего, которые я надеюсь, что в. с-ть, прочитав и посмеявшись, бросите в камин.
А хорошо бы, если бы государю вздумалось (подобно тому как в Кронштадте) прислать сюда генерала Горголи или равного ему в способностях, который взял бы к допросу министра Серебряного и некоторых других; многие бы тайны сделались известными!
Люгер «Широкий» по семидневном плавании от Константинополя 1 февраля прибыл в Севастополь с депешами на имя г. главного командира Черноморского флота и портов от российского посланника в Константинополе д. с. с. г. Бутенева; вместе с коими доставил и письмо на мое имя, которым г. посланник известил, что мятежники египетского паши приближаются к столице оттоманской, что от скорого прибытия нашего флота зависит участь Константинополя, и, наконец, объявляет убедительную просьбу султана, чтоб ежели не вся эскадра, то по крайней мере часть оной поспешила прибытием. Основываясь на содержании вышеупомянутого письма г. Бутенева и имея предписание адмирала Грейга от 26 января, в коем сказано, что для выиграния времени он уже сделал сношение с нашим посланником в Константинополе, дабы в случае могущей быть надобности в эскадре г. Бутенев обратился с требованием прямо ко мне, и тогда я, не ожидая уже дальнейших повелений, старался бы исполнить оное; я в присутствии командира Севастопольского порта вице-адмирала Патаниоти открыл депеши, на имя адмирала Грейга доставленные, и нашел в оных изъявление той же просьбы от имени султана касательно эскадры и, сверх того, десантного войска от 3 до 5 тысяч человек.
Приняв в соображение, что войск для такового назначения в Севастополе не было и что, если б и воспоследовало на то повеление, то они легко бы могли поместиться на остальной части флота, я решился, не теряя времени, с рассветом следующего же дня с эскадрою, мне вверенною, состоящею из кораблей «Память Евстафия», «Чесма», «Императрица Екатерина II» и «Анапа», фрегатов «Эривань», «Варна» и «Архипелаг», корвета «Сизополь» и брига «Пегас», сняться с якоря и отправиться в Константинополь.
Южные ветры были причиною, что эскадра приблизилась к устью Босфора не ранее, как 8-го числа сего месяца; тогда командиры двух из крепостей прислали чиновников просить меня, чтоб эскадра в пролив не входила до получения разрешения на то от султана; но я, имея в виду изъясненную в письме ко мне и в отношении к адмиралу Грейгу необходимую в эскадре надобность, не мог с достоверностью положиться на слова сих чиновников, тем более что им таковое требование эскадры могло быть вовсе неизвестно; а потому, отвергнув их требование, я вошел с эскадрою в пролив и остановился в Буюкдере.
Едва успел я увидеться с посланником нашим и генерал-лейтенантом Муравьевым, как прибыли в Буюкдере военный советник султана и командующий Босфором Ахмет-паша, и с ним вместе правитель канцелярии рейс-эфенди изъявить от имени султана полную признательность за милостивое и великодушное внимание государя императора, а вместе с тем объявили, что как переговоры г. генерал-лейтенанта Муравьева кончены в пользу Порты Оттоманской, и военные действия со стороны возмутившегося паши вследствие означенных сношений прекращены, и что с Мегметом-Али уже заключаются окончательные условия, то турецкое правительство, не уклоняясь от предложенной помощи государем императором, напротив того, с благодарностью принимает оную; но, опасаясь, чтоб египетский паша, узнав о прибытии вспомогательного российского флота, не прекратил мирных переговоров, убедительнейше просит, чтобы я с вверенной мне эскадрою на некоторое время удалился в Сизополь и, находясь там в совершенной готовности, поспешил бы на помощь по первому извещению; а потому вследствие такого объявления я с общего согласия как с г. посланником, так и с генерал-лейтенантом Муравьевым решился просьбу султана уважить, и эскадра теперь находится в готовности при первом благополучном ветре отправиться в Сизополь с тем, чтоб в случае надобности она могла тотчас прибыть обратно к Константинополю, о чем в. с-ти сим почтеннейше честь имею донести.
Мой дорогой адмирал!
Ваше письмо от 20 апреля я имел удовольствие получить вчера через г. Батьянова, который прибыл сюда на одном из зафрахтованных судов с сухарями для войск. Граф Орлов 23-го сего месяца через 13 дней пути прибыл сюда из Петербурга. По-видимому, мир подписан между султаном и Мегметом-Али; мир, правда, очень позорный! Порта отдает египетскому паше, кроме всей Сирии, включая пашалыки Дамаска и Алеппо, Адану и Тарсус и ущелье горы Таурус, так что он может вновь вступить в Анатолию снова, когда только пожелает, для чего другого пути нет. Кроме того, знаем здесь, что Мегмет-Али настоял иметь право сохранить сильную армию, какую он считает нужной, и строить военные суда, сколько он пожелает. Султан, по-видимому, потерял весь свой престиж этим договором с таким честолюбивым старым плутом, как Мегмет-Али, и не будет радоваться блаженству долгого мира, и я нисколько не буду удивлен, если мы прибудем вновь для его поддержки в будущем году…