Три кругосветных путешествия

Лазарев Михаил Петрович

При всем расположении и доверенности к наставлениям миссионеров, отаитяне всегда изъявляли восхитительное удивление, когда только ни случалось видеть им на шлюпе нашем священника, облеченного в ризу, при совершении молитвы. Они слушали церковное пение и на образа наши смотрели с величайшим благоговением.

Я желал бы сообщить некрологию короля Помаре, произведшего столь знаменитую перемену на острове Отаити, но поверхностных сведений о его подвигах для сего недостаточно; мне известно только, что покойный Помаре происходил от королевского поколения сего же имени и в молодых еще летах принял самодержавное правление. Говорят, что он имел силу необыкновенную, рост высокий, лицо смуглое, глаза выпуклые, в поступках был важен, на войне храбр, в гражданских делах решителен и справедлив, подданные его любили и ныне вспоминают о нем со слезами. Европейцы, посещавшие остров Отаити, находили в нем человека, непричастного корысти, дружелюбного и услужливого. В последнее

время жизни он занимался изысканием способов завести торговые сношения с Новою Голландиею и для сего посредством мены свиней и других произведений острова купил хороший купеческий бриг, но преждевременная смерть не дозволила ему наслаждаться плодами сего приобретения; погребен на возвышенном холме близ того дома, который почитают главным местопребыванием королевского семейства [236] . Деревянный гроб поставлен на поверхности земли, а над оным сделаны из дикого камня и кирпича свод и склеп, над склепом построен небольшой с окошками дом, в котором беспрестанно теплится лампа. Зеленая роща из столетних лимонных деревьев, примыкающая к сему мавзолею, служит символическим изображением бессмертной памяти покойного; с другой стороны морские волны, ударяющиеся о каменистый берег и в то же время разбивающиеся, напоминают о ничтожестве временной жизни перед вечною.

236

В Матавайском округе находится другой дом для временного пребывания (прим. автора).

О королевских домах не можно, кажется, сообщить лучшего понятия, как сравнением оных с сараями на кирпичных заводах; стропила покрыты кокосовыми листьями, и пустое пространство по сторонам местами забрано тростником и теми же листьями. Дома островитян такие же, только меньше. Внутреннее украшение отаитянам неизвестно; в одном из королевских домов я видел стол и пять полученных от какого-то европейского мореплавателя стульев, к употреблению коих островитяне неохотно привыкают. Усыпанный древесными листьями и покрытый рогожами пол заменяет все украшения и служит вместо мебели и мягких тюфяков.

Частые посещения мореплавателей, без сомнения, весьма полезны для жителей Отаити, нуждающихся в европейских вещах, к которым они столь сильно пристрастились, что не могут обойтись без оных. Самые грубые нравы непросвещенного народа через сношение с европейцами смягчаются, и вместе с разными потребностями и заботами, неразлучными с переменою в образе жизни, у островитян рождаются новые прихоти и до сообщения с европейцами неизвестные болезни, из коих от любострастия происходящая тем пагубнее, что легко распространяется, и тем опаснее, что отаитяне не знают способов лечения. Кроме сей, по их мнению, европейской язвы, они имеют собственные, т. е. эндемические болезни, из коих: водяная, короста и особенного рода повсеместная опухоль, называемая ими «фефай», главнейшие, против которых они также не знают никакого врачевания, что служит опровержением мнения, будто бы отаитяне имеют способы лечения, до каковых европейское искусство еще не достигло. Случается, что они излечиваются трением или поглаживанием страждущей части, но таковые случаи, по мнению моему, не предполагают болезни; употребляемый же ими сок казаурины невозможно почитать надежным средством, ибо при сем действует одно только суеверие и слепой предрассудок.

Мне кажется, что от жаркого климата, сильно возбуждающего и истощающего чувствительность и раздражительность, много зависит происхождение вышеупомянутых болезней; но самая главная причина оных едва ли не всегдашняя праздность, с которою отаитяне потому более знакомы, что щедрая природа без всякой вспомогательной силы может продовольствовать их во весь год своими произведениями; два или три хлебные дерева, сами собою произрастающие, достаточно снабжают одного человека вкусною и здоровой пищей в течение девяти месяцев, а три месяца доставляют им весьма хорошую и питательную пищу разные коренья, как то: натери – несколько похожие на земляные яблоки; иньяк, подобный нашей свекле; патито, или картофель; таро и подобное ему двух родов эгоое, кои большей частью произрастают сами собою; но островитяне для лучшего удобрения и умножения рассаживают оные в плантациях, к чему побуждает их не столько необходимость, сколько прибыль, получаемая от продажи одного таро, из которого англичане составляют хорошую краску.

Несмотря на изобилие самородных питательных произрастений, прихоть и разборчивость островитян изобрели средство сохранять овощи закваскою, которою они пользуются в известное только время, и заставили их насаждать кокосовые, банановые, платановые и многие другие фруктовые деревья, разведение коих, впрочем, сопряжено с меньшим трудом, нежели все наши огородные растения, что должно приписать благотворному действию климата и плодоносной почве равнин, изобилующих черною садовою землею.

Не говоря о бананах и других не

столь важных плодах, кокосовые едва ли не первые после хлебных составляют богатство островитян, ибо в не достигших еще совершенной зрелости кокосовых орехах находят единственный в жарких климатах прохладительный напиток, а созревшие сверх того имеют весьма питательные ядра миндального свойства, из которых островитяне делают благовонное масло, употребляемое ими для мазанья волос, для освещения, для мены с иностранцами и для пожертвования Обществу миссионеров. Из скорлупы, в которой заключается ядро, выделывают домашнюю посуду, а из толстой волокнистой коры, покрывающей скорлупу, вьют крепкие нитки для рыбных сетей и разные веревочки; длинными кокосовыми листьями покрывают кровли домов и вяжут из них корзинки для ношения фруктов. Из коры, покрывающей деревья, женщины составляют разноцветные, более или менее тонкие ткани, заменяющие наши рубашки, платки и персидские шали, а иссохшее дерево употребляется для строения домов и лодок.

Привозимые разными мореплавателями семена европейских огородных растений по сие время в пренебрежении. Не более того заботятся здешние жители о разведении рогатого скота, овец и коз, вероятно потому, что сии животные требуют хорошего смотрения и гораздо лучшего корма, нежели свиньи, питающиеся разными овощами и плодящиеся здесь в великом множестве без всякого присмотра. Кошек не все островитяне имеют, вероятно потому, что не во всяком доме водятся крысы; хищных зверей и пресмыкающихся гадов на острове Отаити не видно, но весьма много разнородных птиц. Кроме дворовых кур и уток, в лесах бесчисленное множество находится разновидных прекрасных зимородков, зеленых горлиц, дятлов и ласточек, а при берегах много синих цапель, белых чаек и диких уток. В морских водах поблизости острова, кроме китов, акул, дельфинов, водятся летучие и другие разноцветные рыбы, устрицы, раки, улитки и проч. В Матавайской губе мы закидывали невод и всегда вытаскивали достаточное на целый день для всей команды количество язей, между коими попадались разноцветные рыбы, похожие на лещей, употребление их в пищу было для нас вредно.

Царство ископаемых на Отаити весьма бедно; кроме черного базальта, из которого островитяне делали некогда топоры и другие вещи, иной каменной породы нет. Горы состоят из твердой глинистой земли и ноздреватого известняка; поверхность оных покрыта тонким слоем серой земли, способной к произращению и питанию диких кустарников и незначительных деревьев.

Не одно простое любопытство побуждало меня к ежедневным прогулкам; дружелюбное обращение островитян, их веселый образ жизни и всегдашняя готовность к услугам были для меня столь привлекательны, что я, проводя с ними день, не охотно возвращался на шлюп при наступлении ночи. Приятная вечерняя погода усугубляла красоту прелестных матавайских полей, которые по всей справедливости можно сравнить с очаровательным островом Калипсы».

20 июля при NО ветре около полудня с сожалением мы оставили остров Отаити и счастливых его жителей, кои на лодках провожали нас из залива. Слезы наших новых друзей, неотступно просивших нас о взятии их с собою в Рутиу (так они называли Россию), побудили меня принять предосторожность, чтобы не увезти кого-нибудь из них, а именно – я велел осмотреть все части шлюпа, и тех, кои на нем оставались, выслать на лодки. В полдень мы уже находились от Венерина мыса NW 69° в четырех итальянских милях.

24-го достигли до широты 13°66'26''S и долготы 148°58'20''W, где нам должно было разлучиться с фрегатом «Крейсер» и следовать каждому по данным инструкциям: мне к Петропавловскому порту (Камчатке), а фрегату – к Новоархангельску (острову Ситке). День был самый приятный, и попутный SO ветер поспешно нес наши суда к северу; но как я должен был получить от начальника отряда нужные предписания, то и воспользовался случаем проститься с братом и с товарищами нашего похода; ездил на фрегат, где пробыв несколько времени и взяв бумаги для доставления через Петропавловск по почте в Россию, возвратился на шлюп. По взаимном приветствовании веселым и доброжелательным «ура!» и пустились в путь: мы направили курс на NWtN1/2W, а фрегат пошел к NО. Разлука сия была не столь чувствительна, как по выходе из Гобарт-Тоуна, ибо оной требовал долг службы и воля начальства, которую мы стремились выполнять со всею ревностью.

29-го я поверил с хронометрами часы, обыкновенно употребляемые при наблюдениях, и чрезвычайно удивился, видя, что хронометр № 920 от прошедшего полудня вдруг отстал на 16°42''; причину таковой перемены я ни к чему более не мог отнести, как к долговременному его пребыванию на море; он два года находился на шлюпе «Мирном», который ходил вокруг света для открытий в Южном полушарии, потом поступил на бриг «Аякс», где при случившемся несчастии у голландских берегов, вероятно, попортился, после сего взят мною, в бытность нашу в Англии, по краткости времени не был чищен, а только поверен. Во время плавания нашего я сам всегда заводил его около полудня и содержал в таком месте, где никто другой не мог иметь к нему прикосновения; впрочем, и сия предосторожность не защитила хронометр от повреждения.