Три легенды

Кликин Михаил Геннадьевич

Когда стало темнеть, ведьма очнулась и направилась домой, тихая и умиротворенная.

Ночью ее разбудил грохот.

Она вскочила. Выставила перед собой руки. Сделала шаг.

Под ноги попало что-то мягкое. Ведьма запнулась и в ужасе вскрикнула. Эй вдруг показалось что это…

Таура!

…чье-то мертвое тело.

Приземистая тень, едва различимая на сером фоне печи, метнулась в сторону и тотчас пропала. Спустя мгновение на чердаке что-то упало,

и по потолку из угла в угол протопали частые легкие шаги.

– Чтоб тебя! – выругалась ведьма, схватившись за сердце.

Наверху сдавленно хихикнули.

– Напугал! – ведьма погрозила потолку кулаком. – А ну, спускайся! А не то завтра притащу сюда чертополох и лебеду! Разложу по всем углам! Вот тогда посмеешься!

Она ощупью нашла лучину, чиркнула спичкой.

Горшок, что вечером стоял на столе, сейчас валялся на полу. Железная крышка откатилась далеко в сторону. Остатки ухи жирной лужей растеклись по половицам.

– Ну и посмотри, что ты наделал! – сказала ведьма, вновь обращаясь к потолку. – А еще Хозяин называется!

Наверху затаились.

– Срам! – объявила ведьма.

Она поставила горшок на место. Подняла крышку. Но принципиально не стала вытирать лужу.

И вновь вернулась в кровать.

Утром ей показалось, что ночное происшествие – лишь сон. Лужи на полу не было. И горшок все так же стоял на столе, накрытый железной крышкой.

Ведьма еще немного повалялась в кровати, довольная, что не надо готовить еду. Встала. Оделась. Сходила на улицу. Вернулось с охапкой дров. Быстро, сноровисто растопила печь.

А когда она собиралась поставить горшок к огню, то выяснилось, что посудина совершенно пуста.

И значит это был не сон.

– Тьфу! – в сердцах сплюнула ведьма, взяла большой нож и пошла на двор чистить рыбу.

Она вернулась со связкой выпотрошенных рыбин в одной руке и с пучком дикого лука и чеснока, с мясистыми корнями лопуха, борщевиком и щавелем в другой.

– Привет! – сказали у нее за спиной, и ведьма едва не выронила все из рук. Обернулась.

Маленькое существо – кривоногое, лохматое, долгорукое – застенчиво улыбалось щербатой пастью.

– Пришел, все-таки, – сказала ведьма, делая вид, что ничуть не удивлена. Как-никак, а домового она видела впервые.

– А я никуда и не уходил, – сказал коротышка и знакомо хихикнул. – Куда я отсюда уйду? – Он с интересом посмотрел на рыбу, на коренья и траву, принюхался, смешно повозив конопатым носом и осведомился: – Это в суп?

– Да, – ответила ведьма.

– Такой же как вчера?

– Да.

– Вкусный! – домовой облизнулся, причмокнул.

– Ты же его весь разлил. – Ведьма сложила припасы на стол, присела на кровать, разглядывая домового.

– Я? Разлил? – удивился лохматый коротышка. Он словно не мог заставить себя стоять спокойно: косолапо топтался, потом вдруг срывался с места, удивительно

быстро отбегал в сторону на пару шагов, так же резко останавливался… Было заметно, что он нервничает. Видимо, не привык он вот так вот в открытую, днем, стоять посреди комнаты и разговаривать с человеком. Пусть даже и с ведьмой.

– А кто же? Уронил горшок на пол, меня разбудил.

– Ну да! Это я! – гордо признался домовой, притопнув ногой.

– Так ты уху прямо с пола, что ли слизал?

– Так пол-то чистый.

– И вкусно, говоришь?

– Вкусно! Ты меня еще угостишь?

Ведьма неопределенно пожала плечами.

– Только если прятаться больше не будешь.

– Не буду, – сказал домовой и перебежал в темный угол за печью.

– Ты куда? – остановила его ведьма.

– Наверх.

– Прячешься?

– Я приду скоро.

– Через час будет обед готов.

– Я здесь. Я увижу.

Домовой метнулся в сторону и пропал, только занавеска колыхнулась. Ведьма подошла ближе, осмотрела угол, ощупала кладку печи, пытаясь понять, куда испарился шустрый коротышка…

– Сквозь стены ты что ли ходишь? – пробормотала она, ничего не обнаружив. Наверху раздалось приглушенное хихикание.

Они сидели за столом, обедали и разговаривали, словно старые знакомые. Сухая крючконосая ведьма и косматый коротконогий домовой.

– А я тебя в кристалле видела, – сказала ведьма. – Но я и раньше подозревала, что это ты тут шалишь.

– В каком кристалле?

– В камне блестящем. Ты же за мной наверняка следил.

– Это когда у окошка?.. В камне? – домовой удивился. – Меня видела? А как я туда влез? – в глазах его промелькнула искорка лукавства, и он сдавленно хихикнул, возбужденно заерзал на стуле.

Ведьма все никак не могла решить, так ли прост домовой, как кажется. Каким хочет казаться.

– Ты давно здесь живешь? – спросила она.

– Это люди живут, – обиделся домовой, – А мы, Хозяины, обитаем.

– И давно ты в этом доме обитаешь?

– Давно, – односложно ответил домовой, отложил надоевшую неудобную ложку, припал губами к тарелке и стал пить суп через край, бычком, громко хлюпая и чмокая.

– И кто здесь жил? – спросила ведьма.

Домовой оторвался от тарелки, рукой утер бороду и долго смотрел в лицо собеседнице, беззвучно шевеля губами.

– Ну! – поторопила его ведьма. – Кто?

– Когда?

– Что – «когда»?

– Здесь много кто жил. Сначала жил горбатый дед – я даже имени его не помню. Потом он помер и здесь стал жить его внук. Потом он женился и уехал. А поселились Стрижи.

– Стрижи? – удивилась ведьма. – Птицы?

– Нет, – домовой хихикнул, стукнул себя кулачком по лбу, показывая ведьме, какая она бестолковая. – Это семья такая – Стрижи. Долго они жили. А потом все куда-то делись. Разлетелись, – домовой снова хихикнул. – Младших-то, говорят, убили.