Три легенды
Шрифт:
– Ты отнял у меня все. И все, чего я лишилась, сейчас со мной. Во мне. Я хочу передать это тебе, проклятый колдун. Посмотрим, что ты сделаешь, получив мою ненависть, песье отродье… – ведьма закашлялась, заколотила себя по высохшей груди, затопала ногами.
– Ты!.. Ты!.. – справившись с кашлем, ведьма остановилась на месте. – Что ты сделаешь тогда? Что ты сможешь сделать? – Она засмеялась, и смех ее был неотличим от кашля.
Ближе к вечеру ведьма устроила себе баню.
Она натаскала с речки воды: девять раз спускалась под гору и с полными ведрами поднималась вверх по склону холма, продираясь через заросли кустарника, через
Но вода была еще недостаточно горячей.
Ведьма вынула остывшие мокрые камни и повторила всю процедуру сначала. А потом еще раз.
Вскоре в комнате стало нестерпимо жарко и влажно. Воды в лохани заметно поубавилось, густой пар висел в воздухе.
Ведьма медленно разделась, аккуратно сложила одежду на полу и ступила в приготовленую ванну.
– А-ах! – вырвалось невольно. Вода казалась нестерпимо горячей, но ведьма знала, что это с непривычки. Какое-то время она стояла, выжидая, давая привыкнуть ногам к температуре, а потом стала медленно приседать, все больше и больше погружаясь в воду. Сев на дно лохани, ведьма вытянула ноги, насколько это было возможно, и блаженно вздохнула. Она сильно устала, подготавливая ванну, а теперь усталость словно растворялась в горячей воде, вымывалась из костей, сухожилий и мышц, таяла, уходила…
Ведьма прикрыла глаза.
Но лбу, на висках выступили бисеринки пота. Побежали по лицу, приятно щекоча кожу. Волосы слиплись, напитались влагой, потяжелели…
В печи стрельнуло полено. Ведьма хотела открыть глаза, но уже не смогла…
Она проснулась, когда вода стала остывать. Туман развеялся. Только окна все еще оставались запотевшими.
Ведьма поднялась на ноги и, не вылезая из лохани, долго терла свое костлявое стариковское тело комком загодя зашпаренного мха. Она мылась, чувствуя, что за ней следят. Внимательно наблюдают. Непонятно кто, непонятно откуда, непонятно с какой целью. И – странное дело – сейчас ей нравилось чувствовать на себе пристальный взгляд.
Соскоблив многомесячную грязь, ведьма ополоснулась из ведра холодной водой, вылезла из лохани и насухо вытерлась полотенцем, найденным в доме Би. Накинула на себя халат, так же когда-то принадлежащий Би, и, собрав мокрые волосы в неплотный узел на затылке, принялась за стирку.
Она рассортировала свою старую одежду на две кучки – что-то надлежало выкинуть, заменив вещами, подобранными в доме Би, а что-то еще вполне годилось для дальнейшего использования. Выгребла из бесчисленных карманов десятки мелких предметов – камешки, игральные кости, высохшие пучки трав, замысловатые корневища, колода карт, маленькая уродливая кукла, стеклянный шар с заключенной внутри пургой, грязный комок воска, книга, золотая монета, амулет на кожаном шнурке, небольшой нож, ржавые иглы, воткнутые в пробку, увесистый собачий череп… На некоторые предметы ведьма смотрела так, словно видела их впервые. Она сложила свое богатство в стороне, чтобы, не дай бог, не наступить на что-то ногой, не раздавить. Еще раз прощупала карманы. Вынесла тряпье на улицу, на крыльцо. Как следует протрясла, выколотила. Вернулась в комнату и бросила одежду
Замочив одежду, она обулась, набросила на плечи старый кожаный плащ, бывший когда-то собственностью Урса, вышла из дома и направилась к реке.
В молодом лесу, что разросся на склонах холма, было светло и оживленно. Чирикали, подсвистывали мелкие пичуги, в траве звенели стаи комаров, с гудением путешествовали по редким запоздавшим цветкам шмели и пчелы.
В недалеких кустах затрещали ветки. Ведьма остановилась, повернулась в ту сторону. Из плотных зарослей выдвинулась какая-то туша. Стала неуклюже разворачиваться. Показалась массивная голова, увенчанная огромными рогами. Серо-бурая шерсть, слипшаяся на брюхе в сосульки. Длинные сильные ноги. Лось! Зверь тоже остановился, глянул в сторону человека.
Ведьма отвела глаза. Затаила дыхание. Осторожно сделала один шаг в сторону. Второй. Спряталась за ствол дерева. Быстро оглянулась через плечо и заспешила прочь, стараясь двигаться как можно тише.
Лось проводил ведьму взглядом, а когда женщина удалилась на достаточное расстояние, пропала среди зелени, он тяжело вздохнул, фыркнул и, опустив голову, принялся щипать траву.
Убегая от лесного великана, ведьма сошла с тропы, которую протоптала сама, пока носила воду, отклонилась в сторону. И слегка заплутала.
Она продолжала идти под гору, но реки все не было видно. Все больше дичал лес. Сухие косы хмеля опутывали кривые стволы деревьев, местами сплетаясь в прочные сети. Мертвые сухие стволы берез торчали вкривь-вкось, словно гнилые зубы, и от малейшего толчка готовы были обрушиться на голову проходящей ведьмы. Под ноги то и дело попадались какие-то пни, сучья, колдобины, невидимые из-за высокой, почти по грудь, густой травы.
– Чтоб тебе провалиться! – досадуя на лося, выругалась ведьма, оступилась и, уже падая, успела-таки схватиться за подвернувшуюся под руку корягу. Сухой сук треснул, согнулся, но чудом не сломался. Еще бы чуть-чуть – и кувыркнулась бы ведьма прямо в яму, в застоявшуюся воду старицы, в тину и густую ряску, к пиявкам и лягушкам.
Она остановилась, выпрямилась, отдышалась. Посмотрела в сторону солнца. Прислушалась. Попробовала воздух на вкус.
Несомненно, река уже совсем рядом. Впереди.
Обогнув гниющую канаву стороной, она пошла дальше, забирая чуть влево, чтобы, как ей представлялось, вернуться на привычную тропу. Или хотя бы приблизиться к ней.
Вскоре ведьма услышала шум воды. Громкое журчание, плеск и рокот. Ведьма остановилась. Вслушалась, недоумевая: вроде бы, не могла производить такие звуки спокойная лесная речушка. Так шумит по порогам горная стремнина, бешеная, торопливая, ледяная…
А через несколько минут все прояснилось.
Запруда из поваленных деревьев, из переплетенных ветвей и сучьев перегородила русло. Вода перехлестывала через край бобровой плотины, пенилась, прыгала по мокрым стволам, дробилась на капли, на туман, и дрожала в воздухе студеная бледная радуга.
Запруженная речка широко разлилась, затопив окружающие деревья и кусты. На берегах торчали острые пеньки, стесанные острыми зубами. Лес здесь был изрядно разрежен стараниями маленьких трудолюбивых зверьков. Несколько больших осин упали вершинами в воду, но стволы их остались на земле – видимо, у бобров не хватило сил подтащить деревья к плотине.