Три лилии Бурбонов
Шрифт:
– Я бесконечно рад слышать, что Ваше Высочество благополучно прибыли в Тулон, учитывая, сколько причин было опасаться, что у Вас не было бы такого благоприятного исхода из-за шторма и врагов, с которыми Вам пришлось иметь дело, и, я… дам Вам доказательство того, что делаю в настоящем всё, что, в моём понимании, может быть на благо Вашей службы…
Но как бы ни хотелось Джермину присоединиться к принцу, долг по-прежнему обязывал его оставаться рядом с королевой, испытания которой ещё, увы, не закончились. Теперь Генриетте Мария угрожала потеря «её любимого и самого восхитительного места отдыха в Шайо». На сцене неожиданно появился граф Тильер, главный наследник Бассомпьера, заявивший, что кредиторы его покойного родственника незаконно распоряжались его домом в его отсутствие. Однако он галантно был
Спустя неделю в Шайо прибыла Анна Австрийская, чтобы поприсутствовать на первой мессе, которую отслужили в монастыре. По воспоминаниям монахинь, пока королева-регентша беседовала с Генриеттой Марией, юному Людовику, который в одиночестве прогуливался по монастырскому саду, стало скучно и он стал громко призывать к себе свою свиту. Придворные выломали дверь и толпа ворвалась внутрь, заполнив все свободные уголки обители. Привлечённая шумом Генриетта Мария вышла на балкон и приказала племяннику прекратить беспорядок. Сразу же раскаявшись, юный король поспешил выполнить её указание и, не удовлетворившись изгнанием своей свиты, приказал одному из присутствующих тут же епископов оценить причинённый им ущерб. Таким образом, монахиням было выплачено тридцать пистолей, а целому отряду лучников пришлось охранять монастырь днём и ночью, в том числе, из-за угроз графа Тильера. Тем не менее, последний вскоре пошёл на мировую и для Генриетты Марии наступила короткая пора затишья.
Но сентябрьским днём 1651 года мать Люлье получила от неё наспех нацарапанную записку: «Преподобной матери, настоятельнице монастыря Посещения дочерей святой Марии в Шайо. Матушка, я не могу приехать сегодня в Шайо, как намеревалась перед отъездом, потому что у меня оказалось больше дел, чем я ожидала, так как я ещё не была в Пале-Рояле из-за плохих новостей из Англии, которые, тем не менее, я надеюсь, не такие печальные, как их представляют. Моё беспокойство делает меня ни к чему не пригодной, пока я не получу известие, которое придёт сегодня вечером. Молись Богу за короля, моего сына, и верь мне, матушка. Твой очень хороший друг Генриетта Мария К (королева)».
Вот уже на протяжении нескольких месцев её слуги замечали, что их госпожа, «по натуре своей не склонная к тому, чтобы на её разум сильно влияли какие-либо несчастные случаи, происходящие на расстоянии», была «более чем обеспокоена» слухами из Шотландии. Плохая новость заключалась в том, что армия её сына Карла, отправившегося из Шотландии в Англию, 3 сентября 1651 года была снова разбита в битве при Вустере. После чего король, проявивший заметную храбрость на поле боя, исчез и вот уже на протяжении шести недель ничего не было известно о его судьбе.
– Весь мир, – вспоминала Великая мадемуазель, – пришёл утешить королеву Англии, но это только усилило её горе, поскольку она не знала, попал ли её сын в плен или погиб.
Глава 8 ЧУДО
Первое известие о пропавшем сыне Генриетте Марии поступило от него самого: Карл сообщал, что высадился во Франции. Через три дня после прибытия в Фекан, 16 октября 1651 года, он предстал перед своей взолнованной матерью в Лувре. На следующее утро туда отправилась Анна Мария Луиза Орлеанская:
– Я подумала, что без моего личного присутствия не обойтись.
Вдова, вся трепещущая от радости, поспешила предупредить племянницу:
– Вы найдёте моего сына довольно смешным, поскольку он, чтобы не переодеваться, перед своим путешествием подстриг волосы и облачился в необычный костюм.
Карл действительно изменился и не только внешне. Он видел расчленённое тело Монтроза в Абердине, был коронован королём Шотландии в Скоуне и подвергся бесчисленным унижениям со стороны своих так называемых «подданных». Но все его жертвы оказались напрасны: он едва спасся после поражения при Вустере, причём за ним охотились, как за диким зверем. За его голову была назначена награда в 1000 фунтов стерлингов, и любой, кого поймали бы за помощь ему, рисковал быть казнённым, тем более, что старшего сына Генриетты Марии трудно было замаскировать из-за его высокого роста.
Неудивительно, что молодой человек был подавлен, раздражителен и не желал разговаривать ни со своей матерью, ни с кем-либо ещё. Придворная дама вдовствующей королевы благоговейно сообщала, что у Карла появилась величественная осанка, лицо стало мужественным и властным, а его выражение – безрассудным. Великая мадемуазель нашла, что он поправился и его фигура стала идеальной. Когда она поняла, что он не только достиг в росте шести футов и трёх дюймов (1,8 м), но и научился бегло говорить по-французски, то позволила ему проводить себя по большой галерее, соединявшей Лувр с Тюильри. По пути Карл развлекал её рассказами о своих недавних приключениях, в том числе, поведав известную историю о дубе в Боскобеле, в кроне которого он прятался от преследующих его врагов. Кроме того, он заверил свою кузину, что в Шотландии не встретил ни одной женщины, с которой можно было бы завести интрижку, и что люди там считали греховной даже игру на скрипке. Ему настолько было скучно среди шотландцев, продолжал Карл, что он не слишком сожалел о своём поражении, так как это позволило ему вернуться в цивилизованное общество с очаровательными персонами, к некоторым из которых он был глубоко привязан.
При их следующей встрече он вернулся к теме скрипки и сказал:
– Я слышал, кузина, что у Вас хороший струнный оркестр.
И без обвиняков попросил разрешения послушать его.
Великая мадемуазель, не упускавшая возможности похвастаться своим богатством, тотчас послала за своими музыкантами. Вскоре она обнаружила, что каждый день устраивает танцы:
– Пришли все молодые и красивые люди Парижа. Среди них не было придворных, которым бы пришллось угождать кому-либо, кроме меня, потому что королевы не было в Париже. Наши собрания, поскольку они были достаточно хороши, чтобы их можно было так назвать, начинались в пять или шесть часов вечера и заканчивались в девять, королева Англии часто посещала их. Однажды вечером она неожиданно привела на ужин двух сыновей. Хотя у меня был гораздо лучший стол, чем у неё, вся еда во дворцах одинакова и я была раздосадована тем, что не смогла предложить им что-нибудь более изысканное. После ужина мы поиграли в настольные игры. Я решила продолжить эти развлечения и делила своё время между танцами и играми.
Но игры, в которые он играл в Тюильри с кузиной, были не единственным занятием Карла в Париже. Его любовница Люси Уолтер, как оказалось, не была верна ему, пока он отвоёвывал свою корону. Король не стал обвинять её ни в чём, а просто дал ей денег и объявил, что их отношения законены. К тому же, в Париже хватало легкодоступных девиц. По словам госпожи де Мотвиль, его близкими друзьями, с которыми Карл хватался за «все удовольствия, которые попадались ему на пути, даже за самые низменные», были молодой герцог Бекингем, хитрый толстяк, тем не менее, намного уступавший способностям своему знаменитому отцу; сухопарый острослов Гарри Беннет с чёрным пластырем на переносице, сломанной в одной из стычек и придававшей ему зловещий вид; и Томас Эллиот, человек, не пользовавшийся доверием покойного Карла I. В то же время выросло влияние Эдварда Хайда, из Антверпена утешавшего своего молодого господина:
– Недавние несчастья были посланы Вашему Величеству для расширения Ваших знаний о мире и будущее Вашего королевства теперь зависит от Вашей добродетели.
Вызвав своего главного советника, Карл повёл его на ближайший придворный маскарад, устроенный вернувшейся в Париж Анной Австрийской и Мазарини, в то время как Великая мадемуазель, поддерживавшая фрондёров, в знак протеста покинула столицу. Молодой король приглашал во Францию и Николаса, но его секретарь, зная о неприязни к нему Генриетты Марии, предпочёл отказаться от поездки.