Три лилии Бурбонов
Шрифт:
Правда, Элеонора Вильерс несколько по-другому объясняла своё поведение.
– …сама жертва призналась, - читаем у Иды Тейлор, - что слишком сильно любила Джермина, чтобы ставить условия.
После чего добавила, что, действительно, Генри не давал ей никаких обещаний.
Однако семья Вильерс не могла допустить, чтобы Джермин легко отделался: ведь он не только опозорил девушку из их клана, но и запятнал память «великого» Бекингема. По мере того, как рос живот Элеоноры, протесты её родственников становились всё сильнее. В свой черёд, кроме привязанности к семье Вильерс и заботы о морали придворных, Карл I, возможно, втайне ревновал свою жену к Джермину. И вот у него появилась возможность навсегда избавиться от её любимца. В сентябре король
– С огромной печалью и трепетом, - сочувственно пишет Энтони Альфонс, - он поднялся на борт французского торгового судна, которое должно было доставить его во Францию. Джермин оставлял позади свою страну, карьеру и женщину, которую любил. Он понятия не имел, что его ждёт в будущем.
Старый Томас Джермин прислал Элеоноре акушерку, чтобы она помогла при рождении ребёнка, о котором его мать заявила с «глубокими клятвами», что это ребёнок Генри Джермина. Она так и осталась незамужней и тихо жила со своими родственниками, пока не умерла в 1685 году, после чего была похоронена в семейном склепе в Вестминстерском аббатстве. А её дочь, которую тоже назвали Элеонорой, выдали замуж за ямайского сахарного плантатора. Вероятно, она была бездетной, так как, скончавшись в Лондоне в 1694 году, оставила небольшое наследство одной из племянниц Джермина, которую называла: «моей кузиной».
Впрочем, не успел Генри отправиться в изгнание, как королева добилась того, чтобы его придворная должность осталась за ним. А спустя год, в августе, ему разрешили покинуть Париж и уехать на Джерси, губернатором которого был его отец. Правда, когда сэр Томас предложил, чтобы Генри назначили постоянным вице-губернатором острова, против резко выступил декан Жан Бандинель:
– Мы и так натерпелись от Уайтхолла, чтобы нам ещё навязывали такого молодого распутника, как Джермин!
Но, хотя он сошёл на берег Джерси частным лицом, ему поручили уничтожить урожай табака на острове, шаг, направленный на поддержку табачных плантаций английских колоний в Америке. С крепостных стен замка Элизабет он мог любоваться узкой полоской моря, отделявшей остров от побережья Нормандии. Впрочем, несмотря на все балы и охоту, на которые, без сомнения, приглашали опального сына губернатора, Джерси был не самым подходящим местом для энергичного и амбициозного молодого придворного.
Пока Джермин находился в изгнании, между королевой и Люси Перси произошёл разрыв. Причины ссоры были неясны, хотя разногласия между ними были всегда. К примеру, графиня Карлайл была ярой протестанткой и вместе с тем вела довольно распутный образ жизни, который Генриетта Мария принять не могла, кроме того, красивая и уверенная в себе Люси затмевала собой свою госпожу. Поэтому, как только у королевы наладились отношения с мужем, необходимость в наперснице отпала.
Весной 1634 года в Лондон прибыл Грегорио Панцани, каноник собора Святого Петра, дабы примирить англиканскую церковь с Римом. Ему было поручено действовать в качестве агента короля Англии в деле приобретения картин, статуй и других произведений искусств, в связи с чем Панцани написал своему соотечественнику Джулио Мазарини, назначенному нунцием при дворе Людовика ХIII:
– Статуи по-прежнему в цене, и я не колеблясь лишу Рим его самых ценных украшений, если взамен мы будем иметь счастье видеть имя короля Англии среди властителей, подчиняющихся Апостольскому престолу.
Тем не менее, Панцани потерпел неудачу в достижении своей амбициозной цели, хотя ему удалось получить разрешение на назначение постоянного нунция при дворе королевы Англии.
– Эти нунции, - торжественно сообщал один из капуцинов Гериетты Марии, - открыли свои часовни для всех католиков, к великому разочарованию пуритан, которые, преисполненные враждебности к папе, пришли в ярость, увидев, что церковные прелаты, присланные из Рима, так хорошо приняты их королём…
Кардинал Барберини, племянник папы, пришёл в такое восхищение, что прислал английской королеве в подарок картины древних и современных итальянских мастеров: «работы Альбани, Корреджо, Веронезе, Стеллы, Винчи, Андреа Сарто, Джулио Романо». Хотя Генриетта Мария была разочарована и удивлена тем, что среди них не было ни одного произведения на религиозную тему.
В свой черёд, первый нунций, пожилой шотландец Джордж Конн, каноник церкви Святого Иоанна Латеранского, с удивлением сообщал в Рим, что Генриетта Мария, которая «одиннадцать лет была женой и уже шесть раз была матерью», пришла к нему на исповедь, чтобы покаяться в каких-то пустяковых грехах. Его слова подтверждал духовник королевы отец Роберт Филипп.
– Он был уверен, что её никогда не беспокоили плотские желания, - пишет в своей книге Карола Оман. – Её религиозная вера была столь же безмятежной.
Конн догадался подарить изображение святой Екатерины королеве, «которая отдала приказ прикрепить картину к занавескам её кровати». Однако нунций напрасно пытался приобщить к католической вере её дете й. Генриетта Мария под его влиянием было пригласила принца Уэльского на мессу, но потом по просьбе своего мужа отказалась от этой затеи. В свой черёд, принцесса Мэри была рада получить в подарок чётки, но доставала их из кармана только тогда, когда была убеждена, что никто из протестантов её не видит. В свой черёд, Карл I сначала отказался от карточной игры в апартаментах нунция, но вдруг узнал, что там расплачиваются старинными медалями, распятиями и футлярами для реликвий.
– Если Ваше Величество что-либо выиграет, то может подарить это Мэри, - с улыбкой сказала Генриетта Мария, указав на их старшую дочь.
– Нет, нет, я отдам свой выиграш Джорджу, - Карл, в свой черёд, указал на Конна, - а он подарит мне всё остальное.
Отчаявшись, Конн решил обратить всё своё внимание на королеву. В его присутствии та заложила первый камень новой часовни «Рай славы» в Датском доме на площадке для игры в мяч. Кроме того, нунций побуждал её к непрестанным усилиям по улучшению участи английских католиков. Однако его настойчивость в строгом соблюдении ею постов вызвала гнев врача королевы. С другой стороны, действия Конна не нравились архиепископу Кентерберийскому, который убеждал Карла I применить жестокие законы против католиков. Но мольбы Генриетты Марии оказались эффективнее и королевские прокламации были составлены в самых мягких выражениях.
Едва Портленд сошёл в могилу, как королева начала проявлять интерес к политическим проблемам, которого раньше не проявляла.
– Сейчас ей было двадцать пять лет, - утверждает писательница Генриетта Хейнс, - и её ранний брак принес с собой раннее становление характера. Она переросла легкомыслие крайней молодости, и её острый и энергичный ум начинал чувствовать стимулы, связанные с делами, и откликаться на них.
Это событие совпало по времени с предпринятыми Ришельё попытками закончить ссору с Генриеттой Марией в надежде заручиться поддержкой Англии в предстоявшей войне Франции с Испанией. Своим инструментом в процессе восстановления отношений с английской королевой кардинал выбрал Уолтера Монтегю, который оказался на континенте после раскрытия заговора Шатонефа и пробыл в Париже достаточное время, чтобы быть принятым и обласканным Ришельё.
В феврале 1635 года Монтегю, принявший католичество, вернулся в Англию и сразу же постарался смягчить отношения между Генриеттой Марией и Ришельё. Немалую роль здесь сыграл и новый французский посол Анри де ля Ферте-Набер, маркиз де Сенетер, «идеальный дамский угодник». Королева, всегда бывшая очень восприимчивой к галантности и влиянию нравившихся ей людей, очень скоро обнаружила «расположение к Франции» и начала активно участвовать в политической деятельности. Однако при этом она не забывала о своём фаворите.