Три лилии Бурбонов
Шрифт:
Как только Генриетта Мария достаточно подготовила почву для возвращения Джермина, она написала ему письмо, чтобы тот принёс королю извинение за своё поведение и попросил его о снисхождении. Генри так и сделал и Карл I, вопреки здравому смыслу, уступил. После двухлетнего изгнания фаворит королевы сел на корабль и отправился вверх по Темзе в Лондон.
Когда в 1635 году он вернулся ко двору, Эндимион Портер, его старый друг, входивший в свиту лорда Бристоля в Мадриде, познакомил его с человеком, оказавшим большое влияние на мирвоззрение Джермина. Звали его Уильям Давенант, и он был поэтом и драматургом. Сын владельца гостиницы в Оксфордшире, он любил хвастаться, когда напивался, что его настоящим отцом был Уильям Шекспир. Однако достоверно
– Подцепленный, как он с готовностью признался, во время «подвига в чужой постели» сифилис разъел ему переносицу, оставив нижнюю часть торчащей, как морда спаниеля. Однако за уродливой внешностью Давенанта скрывался исключительный интеллект, способный ценить и передавать идеи удивительной красоты. Этот дар вкупе с его острым языком привлёк внимание родственника и возможного наставника Джермина Фрэнсиса Бэкона, который привил Давенанту любовь к естественным наукам…Его также вдохновила идея Бэкона о том, что познав однажды мир, человек сможет им управлять.
Ещё до возвращения своего фаворита из ссылки королева поручила Давенанту написать маску «Любовь и честь», восхвалявшую идеальных любовников. Как бы сильно Генриетта Мария ни была влюблена в мужа, ничто не могло изгнать Джермина из её сердца. Чтобы оправдать свою привязанность, она находила оправдание в теории куртуазной любви, согласно которой замужняя дама могла отвечать на любовь своего кавалера при условии, если их отношения не носили сексуального характера. Поскольку такая любовь была чисто духовной, она считалась угодной Богу. Один из адептов этой теории, Кастильоне, живший в конце ХV – начале ХVI веков, даже утверждал, что влюблённые вполне могут держаться за руки, а обмен поцелуями для них достоен похвалы как акт «единения души и тела». Таким образом, благодаря Генриетте Марии, не желавшей скрывать сои чувства к Джермину, куртуазная любовь вскоре сделалась модной при дворе.
Через год Давенант развил эту тему в маске «Платонические любовники», которую посвятил Джермину. При этом поэт вывел там его и королеву под видом главных героев Теандра и Эвритеи. На самом деле, у Давенанта были сомнения, как долго протянет Джермин в атмосфере куртуазной любви. Эвритея описывает Теандра как
…странный тип любовника. Он приходит
В покои миледи в любое время;
И всё же считает странным, что люди удивляются
Этой его привилегии. Ну, возможно,
Это опасная вещь; она может испортить его.
По-видимому, поэт не думал, что любовь Генриетты Марии и Джермина всегда была платонической, потому что в конце пьесы он смело обращается к зрителям:
Проведя эти два долгих часа среди вас всех, я не могу
Найти ни одного, кто был бы влюблён платонически.
Живщий в эпоху Просвещения Давенант надеялся, что Британия вскоре сможет соперничать с классической Грецией и Римом. Однако, чтобы поскорее наступил Золотой век, нужно было вдохновить своими идеями сильных мира сего и поэт решил сделать ставку на Джермина. На первый взгляд, тот казался обычным молодым придворным, щёголем и дуэлянтом, любившим выпить в весёлой компании,. Но Давенант, как позже и Коули, похоже, увидел в нём человека, способного стать вторым Бекнигемом или Ришельё.
С помощью своих стихов Давенант пытался внушить благородные чувства не только ему, но и племянникам короля Карлу Людвигу и Руперту Пфальцским, с которыми познакомился через Джермина.
23 февраля 1636 года в Миддл-Темпле была показана очередная маска «Триумфы принца д’Амура» с обычными роскошными декорациями и костюмами, музыкой, танцами и стихами. Пока певцы сладкими голосами исполяли либретто, написанное Давенантом, Генриетта Мария, Джермин, сыновья Фридриха Пфальцкого и придворные, в том числе, Холланд, весело танцевали на сцене. В течение нескольких недель после этого принцы провели много времени в обществе Джермина, Эндимиона Портера и Давенанта. Они вместе охотились в Сент-Джеймском парке, играли в карты, кости, шахматы и мяч, а также упражнялись в стрельбе из мушкета на лугах за стенами дворца. Портер также развлекал всю компанию, демонстрируя свою коллекцию: черепашьи панцыри, драконью кровь, жевательный табак и прочие экзотические вещицы, привезённые со сказочного острова Мадагаскар. В это время несколько английских купцов былы одержимы идеей основать там колонию, и Руперт, вдохновлённый рассказами о богатствах Мадагаскара, предложил Джемину снарядить туда экспедицию. Узнав об этом, мать принцев, Елизавета Богемская, пришла в ужас:
– Мне это не нравится, кроме того, я думаю, что если бы Мадагаскар был местом, которое стоило бы завоевать или которое можно было бы удержать, португальцы к этому времени уже захватили бы его.
Но Руперт, Джермин и Портер не сомневались, что они добьются успеха там, где португальцы потерпели неудачу. Больше года они пытались снарядить корабли и собрать деньги. Что же касается Карла I, то он поддержал идею подготовки флота, но не с целью захвата Мадагаскара, а с целью военных действий против Габсбургов.
Король даже проинформировал Уэнтуорта о близости войны и о необходимости обезопасить Ирландию на случай атаки:
– …я понял, что то, чего я так боялся, стало реальностью: восстановление моей сестры и племянника в правах и владениях невозможно без военного вмешательства. Это толкает меня к союзу с Францией и объявлению Испании нашим врагом.
В марте 1637 года новый флот был уже практически полностью готов. Тем не менее, Карл I так и не решился на открытый разрыв с Габсбургами. В то же время бывшая королева Богемии продолжала давить на брата, и, в конце концов, ей это удалось: Карл Людвиг и Руперт отправились домой в Гаагу.
– Оба брата, - писал неизвестный корреспондент лорду Уэнтуорту, - уехали неохотно, но принц Руперт выразил это лучше всех; будучи в то утро на охоте с королём, он пожелал сломать себе ногу, чтобы оставить свои кости в Англии.
Тем не менее, великое путешествие нашло отражение в поэме Давенанта «Мадагаскар», согласно которому трое друзей, якобы, завоевали остров, а Руперт сделался его вице-королём.
Мечты о Мадагаскаре остались где-то глубоко в сознании Джермина и много лет спустя, узнав, что флотилия с колонистами под командованием адирала Пенна направилась на юг вдоль французского побережья, он с тоской писал из Парижа:
– Они, возможно, направляются на Мадагаскар; их запасы продовольствия позволяют предположить, что они направляются в какие-то отдалённые и жаркие места.
Тогда, желая направить мысли Джермина в практическое русло, Давенант решил познакомить его с классической архитектурой. Тем более, что в те времена Англия была ещё щедро усеяна древнеримскими руинами, а в Европе, в подражание древним, постепенно распространялся классический стиль. Благодаря своей матери, по приказу которой в Париже был возведён Люксембургский дворец, Генриетта Мария тоже хорошо была знакома с этим направлением. Проект, который больше всего повлиял на королеву и её фаворита, был связан с развитием Гринвича. Там, за старым дворцом Тюдоров из красного кирпича, архитектор Иниго Джонсом к 1635 году, наконец, завершил строительство, начатое ещё Анной Датской. И теперь все могли любоваться Датским домом с его сверкающими белыми стенами и идеально прямыми благородными пропорциями. Его же интерьер, отделанный мраморными ионическими колоннами и потолком, расписанным в более привычном стиле барокко Орацио Джентилески и его дочерью Артемизией, был закончен спустя четыре года.