Три мудреца в одном тазу
Шрифт:
Это стало спусковым крючком для Гены. Не обращая внимания на сломанные ребра, телохранитель схватил Стефанию, оторвал ее от Чертанова и сдавил в могучих объятьях. Чертовка заверещала, пытаясь освободиться, но безуспешно. Гена угрюмо хмурился и давил все сильнее…
— Пусти, слон!.. — жалобно просипела Стефания.
— Пусти ее, слон, — открыл покрасневшие глаза Колобков. — Гражданка черт, а что это вы так разоделись?
— Вы, проклятые смертные! — заорала она в ответ. — Да вы понимаете, что мне почти удалось его соблазнить!!! А из-за вас!.. из-за вас!..
— Кого?
— Ангела!!! Урфиана!!! Я уже год пыталась его соблазнить,
— Ну, извините… — озадаченно нахмурил брови Чертанов.
— Извините?! Что мне с твоего «извините»?! Отдай взамен свою душу!!! — прыгнула на него Стефания, снова хватая за горло. — Отдай, отдай, отдай душу!!!
— Арр-р-р… хр-р-р-р… — захрипел Сергей. На этот раз его душили еще старательнее.
— Отдавай душу, ничтожный смертный!!! — шипела чертовка. — Подписывай контракт!!!
Гена не без труда оторвал ее от Чертанова еще раз. Его дважды лягнули в живот и трижды хлестнули хвостом по лицу, но он все-таки победил.
— Серега, у нее сейчас пена изо рта пойдет, убирай ее, быстро! — тревожно приказал Колобков. — Свисти в свою дудку!
Чертанов торопливо нашарил в кармане свисток. Увидев это, Стефания яростно завопила и начала вырываться с удвоенной силой — на этот раз ей не хотелось возвращаться в Ад. Но Сергей дунул, и руки Гены захлестнули собственные плечи — он давил, что есть мочи, а удерживаемый предмет вдруг исчез.
— Вот чертова девка! — с некоторым даже восхищением покачал головой Колобков.
Глава 19
Я вино не пью, только самогон. Потому что и вино подделка, и водка подделка. Куда ни придешь, выпьешь сто грамм — и назавтра больной ходишь…
Виктор Шандыбин
Остров Магука по площади не намного превышает Бунтабу. Зато по населению — раз в десять. Несмотря на то, что каждый из Черных островов заселяет свое племя, Магука всегда был чем-то вроде «столицы». Здешние мбумбу плавают на отличных лодках из кожи, натянутой на деревянную раму, и иногда даже доходят морем до Юберии.
Центральное поселение Магуки по здешним меркам может считаться настоящим мегаполисом. Расположено на берегу тихой бухты, больше двух тысяч населения, свайные жилища уходят почти на сотню метров в море (благо эйкрийские океаны гораздо спокойнее земных — шторма случаются куда реже, а приливов и отливов не бывает вообще).
«Чайка» входила в бухту опасливо и настороженно. Грюнлау не опускал шмайссера, а Чертанов водил ушами, как локаторами, старательно прислушиваясь — не сболтнет ли кто-нибудь чего-нибудь?
А слышно было очень хорошо — «Чайку» сопровождал добрый десяток кожаных лодок с болтающими и смеющимися мбумбу. Они весело показывали пальцами на удивительное судно, обсуждали внешность его пассажиров и спорили — люди ли это, или лысые белые макаки без хвостов?
Большинство считало, что макаки.
«Чайка» пришвартовалась возле самого большого пирса, отлично подошедшего для столь крупного (по здешним меркам) судна. Островитяне мгновенно поймали швартовный трос с легостью [47] и закрепили его на здоровенном кнехте [48] , сделанном из пальмового пня и намертво прикрепленном лучшими лианами. Похоже, им уже приходилось принимать у себя гостей на крупных кораблях.
47
Легость — небольшой парусиновый мешочек с песком, оплетенный пеньковым тросом и прикрепленный к бросательному концу.
48
Кнехт — причальная тумба.
— Серега, от меня ни на шаг, — процедил Колобков, следя за опускающимся трапом. — Переводить каждое слово, понял?
На причале уже выстроилась приветственная делегация — вождь и полтора десятка старейшин. Вождь Неосто, как и полагается вождю мбумбу, отличался полнотой. Но из-за малого роста он не выглядел такой глыбищей, как великий Серванго — килограмм сто, не больше (без учета эйкрийской гравитации). Немногим толще самого Колобкова.
В целом мбумбу Магуки мало отличались от своих родичей на Бунтабу. Такая же одежда, та же раскраска, точно так же вооружены. Дома построены по тому же принципу — различия минимальны. Разве что частокол вдвое ниже — на этом острове Большие Шумузи встречались намного реже, а ука-ука не было вообще. Правда, водился остор — небольшой хищник, похожий на гиену, попавшую под пресс, но его следовало опасаться только детям.
Вождь и старейшины с большим любопытством смотрели на спускающихся по трапу людей. Колобков в легкой хлопчатобумажной майке и шортах, поблескивающий лысиной в тепориевом свете, длинный нескладный Чертанов, пялящийся в КПК, умница-красавица Светочка, угрюмый Гена с повязкой на голове, фашистообразный Грюнлау и, конечно, огромный орел-беркут с седой головой.
Неосто лишь слегка согнул колени, старейшины же опустились на них полностью. Колобков, наученный опытом, ответил на приветствие, но не до конца — хотел показать, что он тоже не лыком шит. Так что его колени земли так и не коснулись. А вот Чертанова шеф даже еще придавил сверху.
— Кланяйся ниже, холоп! — весело прошептал ему он. — Знаешь, Серега, нравится мне этот рабовладельческий строй… Хорошо тут!
— Для рабовладельца — конечно, хорошо… — пробурчал Чертанов, отряхивая штаны. — Вечно вам все самое лучшее, Петр Иваныч…
— Здравствуйте, белые люди! — осклабился вождь.
— Здорово, — кивнул Колобков, услышав перевод. — Серега, спроси у него — у них сегодня тоже праздник? Как там его…
— День Превращения, — подсказала Света.
Чертанов начал добросовестно переводить. В течение ближайших минут выяснилось, что у Магуки никаких Дней Превращения не бывает, потому что их верховный божок Фотороксто (да славятся его плечи и чресла!) никогда не спит и никуда не отлучается. Так что человека нельзя есть ни в какой день. Жаль, конечно, но никак нельзя — шаман узнает, рыбьи кости в глаза воткнет.
Сергей посочувствовал искренне опечаленному вождю, одновременно докладывая начальству, что опасаться нечего — эти островитяне каннибализмом не грешат. Можно смело распаковываться.
— Ну-ка, сделай этому председателю колхоза большое «ку», — приказал Колобков. — Скажи, что мы приплыли с миром, что мы их друзья и все в таком роде.
— Труд, мир, май, — коротко перевел Чертанов. Правда, слово «май» он произнес по-русски — ни в одном из эйкрийских языков такого понятия, само собой, не было.