Три мушкетера(изд.1977)
Шрифт:
– Очень беспокоит, честное слово, и вы были причиной чертовской боли, надо признаться; но я в таких случаях обыкновенно действую левою рукой. Не думайте, чтоб я хотел оказать вам этим милость, я равно дерусь обеими руками; это даже будет невыгодно для вас; иметь дело с левшей очень неудобно для тех, кто не предупрёжден об этом. Я жалею, что раньше не сообщил вам этого обстоятельства.
– Вы очень любезны, сказал д’Артаньян; снова кланяясь, – и я вам очень благодарен.
– Вы смущаете меня, отвечал Атос; –
– Если бы вы позволили… нерешительно сказал д’Артаньян.
– Что?
– У меня есть чудесный бальзам для ран, бальзам, полученный мной от матери, действие которого я испытал на себе.
– Ну, так что же?
– Я уверен, что от этого бальзама рана ваша менее чем в три дня зажила бы, и по прошествии трех дней, когда бы вы выздоровели, я счел бы за честь быть к вашим услугам.
Д’Артаньян сказал слова эти с простотою, делавшею честь его любезности, и не вредившею храбрости.
– Право, сказал Атос, – ваше предложение мне нравится, не потому чтоб я хотел принять его, но в нем слышится дворянин. Так говорили и поступали храбрые времен Карла Великого, примеру которых должен следовать всякий благородный человек. К несчастию, мы живем не во время великого императора. У нас теперь время кардинала, и как бы не сохраняли тайну, через три дня узнают, что мы должны драться и помешают нам. Но что же не идут эти гуляки?
– Если вы спешите, сказал д’Артаньян Атосу, с тою же простотой, как за минуту предлагал отложить дуэль на три дня, – если вы спешите, и вам угодно приступить к делу немедленно, то не стесняйтесь, пожалуйста.
– Это также мне нравится, сказал Атос, делая учтивый знак головой д’Артаньяну: – это может сказать только человек с умом и с сердцем. Я люблю людей таких как вы, и вижу, что если мы не убьем друг друга, то я всегда буду находить истинное удовольствие в вашей беседе. Дождемтесь, пожалуйста, этих господ, я свободен и сверх того дело будет правильнее.
– Ах! вот кажется один из них!
В самом деле, на конце улицы Вожирар показался гигантский Портос.
– Как! сказал д’Артаньян, – ваш первый секундант г. Портос?
– Да, разве вам это не нравится?
– Нет, нисколько.
– А вот и другой.
Д’Артаньян посмотрел в ту сторону, куда указал Атос, и узнал Арамиса.
– Как, сказал он еще с большим удивлением чем в первый раз, – ваш второй секундант г. Арамис?
– Без сомнения: разве вы не знаете, что мы всегда вместе, и что нас называют между мушкетерами и гвардейцами, в городе и при дворе: Атос, Портос и Арамис, или трое неразлучных. Впрочем, так как вы приехали из Дакса или из По…
– Из Тарб, сказал д’Артаньян.
– Вам простительно не знать этих подробностей, сказал Атос.
– Вас справедливо так назвали, господа, сказал д’Артаньян, – и если узнают мое приключение, то оно послужит доказательством, что ваш союз основан не на контрастах.
В это время Портос, приблизившись, поздоровался с Атосом; потом обернулся к д’Артаньяну и остановился с удивлением.
Скажем, между прочим, что он переменил перевязь и снял плащ.
– А! сказал он, – что это значит?
– Я дерусь с этим господином, сказал Атос, показывая на д’Артаньяна, и сделал ему знак приветствия рукою.
– Я тоже с ним дерусь, сказал Портос.
– Но не ранее часа, отвечал д’Артаньян.
– И я тоже дерусь с этим господином, сказал Арамис, приближаясь в свою очередь.
– Но не ранее двух часов, также спокойно сказал д’Артаньян.
– Ты за что дерешься, Атос? спросил Арамис.
– Право не знаю, он задел за мое больное плечо; а ты за что, Портос?
Атос заметил, как промелькнула легкая улыбка на губах Гасконца.
– Мы поспорили о туалете, сказал молодой человек.
– А ты, Арамис? спросил Атос.
– Я дерусь за богословие, отвечал Арамис, делая знак д’Артаньяну, чтоб он не говорил о причине дуэли.
Атос вторично заметил улыбку на губах Д’Артаньяна.
– В самом деле? сказал Атос.
– Да, мы не согласны в смысле одной Фразы из св. Августина, сказал Гасконец.
– Это решительно умный человек, прошептал Атос.
– Теперь, когда вы собрались, господа, сказал д’Артаньян, – позвольте мне извиниться перед вами.
При слове «извиниться» Атос нахмурился, презрительная улыбка мелькнула на губах Портоса, и отрицательный знак головою был ответом Арамиса.
– Вы меня не понимаете, господа, сказал подняв голову д’Артаньян… В это время лучи солнца, падая на его голову, освещали тонкие и смелые черты его лица: – я прошу вашего извинения в таком случае, если не успею расквитаться со всеми вами, потому что г. Атос имеет право убить меня первый, что значительно уменьшает цену моего долга вам, г. Портос, а вам, г. Арамис, почти уничтожается. Теперь повторяю мое извинение, но только в этом – и к делу.
При этих словах, с величайшею ловкостью, д’Артаньян вынул шпагу. Кровь прилила к голове д’Артаньяна, и в эту минуту он готов был обнажить шпагу против всех мушкетеров королевства, как обнажил ее теперь против Атоса, Портоса и Арамиса.
Было четверть первого. Солнце было в зените, и место, избранное для сцены дуэли, было вполне открыто для действия лучей его.
– Очень жарко, сказал Атос, вынимая в свою очередь шпагу; – а я все-таки не могу снять камзола, потому что сейчас чувствовал, что из раны моей лила кровь, и не желаю беспокоить господина д’Артаньяна видом крови, которую не он мне пустил.