Три мушкетера. Д'Артаньян

Фере-Флери Кристин

Звонят колокола аббатства. Раздается еще один выстрел, и с крыши падает тело. Королева, испуганно вскрикнув, прижимается спиной к стене. Она держит перед собой кинжал, готовясь дорого продать свою жизнь. Под аркадой внутреннего дворика Бекингем дерется один против десятерых. Он сражается, как дьявол, и все же приходится отступить в каминную. Треуголки в масках со шпагами в руках вваливаются следом. Королева вскрикивает. Герцог готов стоять насмерть, защищая ее. Однако врагов много, слишком, он не надеется продержаться дольше нескольких минут. Он умрет на глазах любимой женщины, которая

будет обесчещена по его вине… И все же Бекингем не отступает, бьется яростно и мужественно. Вот он отшвырнул одного ногой и отправил его в камин. Теперь схватился чуть ли не врукопашную с другим. А в это время в каминную вбежал человек со шрамом и направился прямо к королеве. Не говоря ни слова, он схватил ее за руку, собираясь увести с собой.

И снова выстрелы, но это Арамис, Портос и д’Артаньян подоспели на помощь. Они быстро расправились с противниками. Последняя треуголка защитила свою жизнь, выставив перед собой королеву Франции…

– Да это же меченый! – закричал д’Артаньян. – Тот, что напал на графиню де Валькур!

– Защищайся! – приказал негодяю Арамис.

Три наставленных клинка, три медленно наступающих мушкетера. Но как достать врага, не ранив Ее Величество королеву? Бекингем расправился с последним противником, и его шпага вонзилась в человека со шрамом.

Негодяй повалился на землю и остался лежать. И это к лучшему.

В ограде внутреннего дворика герцог прощался с королевой.

– Я прочитал в вашем взгляде страх за мою жизнь, – тихо произнес Бекингем.

Анна едва держалась на ногах от пережитого ужаса, герцог обнял и страстно прижал королеву к себе.

– Если бы я осталась с мыслью, что причиной вашей смерти стала любовь ко мне, я была бы безутешна, – ответила она едва слышно, вся дрожа. – Я хотела бы смерти и для себя. Уезжайте. И не возвращайтесь.

Глаза Анны наполнились слезами.

– Вы плачете, значит, любите?

– Я верна моему королю. Я его жена и никогда не предам его. Забудьте меня. Забудьте о любви, которой нет места в жизни.

Бекингем взял ее руки и стал их целовать. Глухим от страсти голосом он проговорил:

– Вы попросили больше не приезжать, и я не приеду. Только не просите перестать вас любить, ведь тогда я умру.

Анна смотрела ему в лицо, будто хотела запомнить каждую черточку. Запомнить навсегда.

– Уезжайте, ваш отъезд будет подтверждением вашей любви, – прошептала она.

– А я прошу вас дать мне хоть что-нибудь на память. Я хочу знать, что мне не приснился сон. Хочу, чтобы хоть ваша малая частичка была со мной.

– Вы уедете, если я исполню вашу просьбу?

– Не медля ни секунды.

Анна Австрийская высвободила руки, сняла колье с бриллиантовыми подвесками и вложила его в руки герцога.

– Уезжайте. И больше не возвращайтесь, молю.

Мушкетеры тактично ждали в уголке двора. Они, как и королева, вслушивались в шаги герцога Бекингема, звучавшие все глуше, глуше. Тишина. Анна справилась с подступающими слезами, высоко подняла голову и приблизилась к мушкетерам.

– Отныне мы связаны общей тайной, – растроганно сказала она. – Мне не хватит жизни, чтобы отблагодарить вас. Если когда-нибудь вам нужна будет помощь королевы Франции, она в вашем распоряжении.

Мушкетеры переглянулись, Арамис сделал шаг вперед и почтительно поклонился.

– Боюсь, Ваше Величество, что помощь нам понадобится гораздо раньше, чем вы могли бы подумать. У аббатства Валь-де-Грас есть еще одна жертва заговора. Мушкетер, которому должны отрубить голову за преступление, которого он не совершал.

Стояла глубокая ночь, когда д’Артаньян наконец добрался до дома Бонасье. Ни в одном окошке не горел свет, все погрузилось в тишину. Констанция, должно быть, уже спала. Он не решился постучать к ней в дверь, поэтому отвел лошадь в конюшню, расседлал и собрался подняться к себе в мансарду, но тут увидел, что дверь, выходившая во двор, приоткрылась. Из нее выглянула Констанция в накинутой на плечи шали и со свечкой в руке, лицо у нее было усталое и встревоженное. Она испуганно и с мольбой взглянула на гасконца.

– Ну что? – шепотом спросила она.

Молодой человек постарался сразу же ее успокоить.

– Королева благополучна…

– Слава тебе, Господи! – прошептала девушка.

Луна освещала белые простыни на веревках, влюбленные стояли словно в маленьком полотняном шатре, и ветер потихоньку шевелил его стены. Крайняя усталость д’Артаньяна, а может, милое лицо Констанции, на которое он смотрел, помешали ему заметить силуэт, обрисовавшийся на одной из подвешенных вышитых скатертей. Шпион кардинала нес службу. Констанция была приближенной королевы, и по приказу кардинала за служанкой наблюдали. А следил за ней тот самый человек, на приставания которого она жаловалась д’Артаньяну. Мадемуазель Бонасье прогнала его, но каждый ее шаг становился известен кардиналу. И каждое слово. Если только, конечно, шпион мог его расслышать. А этот вечер, к несчастью, дал негодяю подобную возможность.

– Все было горестно и трогательно, – пылко повествовал гасконец. – Они стояли друг напротив друга, дрожа и трепеща. Королева попросила: «Уезжайте, ваш отъезд станет знаком вашей любви». Он тоже попросил у нее что-нибудь в знак любви, и она отдала ему колье с подвесками. Уходя, герцог Бекингем сказал королеве очень красивые слова: «Я вас покидаю, но вы всегда со мной».

– Как грустно, – вздохнула Констанция.

Д’Артаньян сказал мечтательно:

– Конечно, вы правы! Она должна была его поцеловать.

– Я такого не говорила, – возмутилась Констанция. – Жизнь королевы не принадлежит ей, вы знаете об этом? Она принадлежит Франции!

Гасконец наклонился к девушке и почувствовал ее дыхание у себя на щеке.

– Знаю. Хорошо, что вы не королева… Констанция… Я вижу, что тронул ваше сердце… Вы покраснели.

– Нет!

– Да, – настаивал д’Артаньян, которому очень нравилось ее поддразнивать.

– Если я и покраснела, то из скромности! Из-за ваших комплиментов и взглядов, – заявила она.