Три мушкетера. Д'Артаньян
Шрифт:
Молодой человек расхохотался.
– Я вам не верю.
Он обласкал ее с головы до ног нежным взглядом и, сказав «Спокойной ночи, Констанция!», двинулся по двору.
Веселый голосок окликнул его:
– Лестница с другой стороны!
– Я знаю, – соврал д’Артаньян и гордо развернулся на каблуках в противоположном направлении.
Даже влюбленный мушкетер никогда не уронит свое достоинство.
Глава X
Походка человека говорит о состоянии его души – по шагам легко понять, решителен он или нетерпелив, ленится, устал, огорчен, а может, в любовном ожидании.
Или в гневе.
В это утро король Людовик XIII шел по коридорам дворца так, словно его сопровождал грозовой ветер. Все, кто попадался ему на пути, вжимались в стену, надеясь с ней слиться.
Обычно при дворе французского короля каждый стремился быть замеченным государем, но наступал день, когда всем хотелось стать невидимками.
В покоях Анны Австрийской фрейлины и горничные завершали туалет королевы. Констанция пудрила плечи, вторая камеристка застегивала корсаж из плотного шелка с золотыми арабесками. Внезапно дверь распахнулась, и бурей влетел король, топча сапогами паркет. Можно подумать, он отправлялся на войну. Королева встревоженно обернулась. Камеристки, присев в низком реверансе, поспешно покинули комнату. «Будет гроза», – подумали они. Пережидать громы и молнии лучше в надежном убежище.
– С кем вы виделись вчера в аббатстве Валь-де-Грас? – спросил Людовик без околичностей.
Королева предчувствовала, что придется пережить нечто подобное, и всеми силами старалась сохранить безмятежное спокойствие.
– Я виделась с аббатом Арну. Но…
– А может, с герцогом Бекингемом в сутане?
– О чем вы? – спросила королева, побледнев.
– О том же, о чем говорит весь Париж!
Король бросил перед женой мятый листок, который до этого сжимал в кулаке: карикатуру с обнявшимися королевой и Бекингемом.
Ришелье с утра вручил ее королю. А ведь Людовик готов был помиловать Атоса, мушкетера, которого обвиняли в убийстве, чтобы доставить удовольствие Анне…
У Людовика перед глазами стояла утренняя сцена, раскаляя его ярость добела.
– Я хочу поговорить с вами, ваше преосвященство.
– Я тоже, сир.
– Капитан де Тревиль вчера и королева сегодня утром умоляли меня помиловать шевалье Атоса…
– Боюсь, Ваше Величество, вам не сообщили всех подробностей этой истории. Следствие обнаружило, что убитой была графиня Изабель де Валькур. Замять это преступление – значит, создать прецедент.
– Действительно, неприятно. Мне это крайне неприятно.
– Боюсь, сир, это не единственная плохая новость. Мне придется коснуться весьма щекотливой темы… Весь Париж говорит о королеве и герцоге Бекингеме. Я уверен, королева не злоумышляет ни против короля, ни против собственной чести. Но вот, что мои люди только что сорвали со стены городского дома.
Анна Австрийская взяла листок двумя пальцами, взглянула и отбросила с отвращением.
– Уж не кардинал ли вручил вам эту гнусность? – спросила она.
– Не имеет значения. Вы не ответили на мой вопрос, мадам.
– Значит, он. И в чем же меня обвиняет подколодный змей?
– В том, что вы подарили бриллиантовые подвески англичанину в знак любви, – произнес король, стиснув зубы.
Он устремил на Анну пронзительный взгляд. Она поднялась и не спеша подошла к небольшому секретеру, украшенному инкрустациями. Открыла его и достала ларчик, где хранилось колье, повернулась к королю и протянула ему. Возможно, руки у нее дрожали. Король бы не поклялся, что нет. Но отчего? От страха? От стыда? От негодования? Невозможно сказать, ведь лицо ее выражало спокойствие и голос был ровный.
– Вот они, – произнесла Анна. – Откройте ларец, если так мало мне доверяете.
Предложение застало Людовика врасплох, он заколебался. Взгляд, обращенный к нему, был светел и серьезен. В нем не было обмана.
– Откройте, проверьте, – настаивала королева. – И покажите, сколь мало у вас ко мне уважения, если слова супруги значат меньше слов первого встречного.
На этот раз невольно вздрогнул король. Как же ему хотелось открыть ларчик и распроститься с гложущей ревностью, однако он не решился. Людовик знал – Анна не простит его никогда.
– Я рад, – нехотя обронил он. – Однако нужно прекратить слухи. На свадьбу Гастона в будущую субботу наденьте колье с подвесками.
– Все будет по воле Вашего Величества, – произнесла королева все тем же ровным тоном.
Людовик повернулся и направился к двери. У порога обернулся и добавил:
– Что до вашего мушкетера, он убил графиню, а значит, лишится головы. И это тоже моя воля.
Дверь за королем закрылась. Констанция, ожидавшая этой минуты, бросилась к королеве, а та, теряя сознание, выпустила из рук ларчик и опустилась в кресло. Упав на ковер, он раскрылся…
И был пуст.
На Гревской площади, всего через несколько улиц от дворца, рабочие возводили эшафот. Сколачивали помост, на который водрузят плаху, мастерили лестницу. Из окна кабинета Ришелье Миледи, держа в руках длинный чубук трубки, внимательно следила за работой. Похоже, это зрелище – и близкая смертная казнь – ее радовали.
– Вы отправитесь в Англию сегодня же вечером, – говорил кардинал, быстро водя пером по бумаге. – Будьте на первом же балу, который даст герцог. Он непременно наденет колье с подвесками. Заполучите его.
– Никого так не охраняют в Англии, как герцога Бекингема, – заметила Миледи. – К нему будет трудно приблизиться.
– Вы хотите сказать, что придется вам очень дорого заплатить?
Он запечатал написанное письмо и протянул молодой женщине.
– Загляните к моему казначею и получите деньги. И получите столько же, если вернетесь до свадьбы Гастона в субботу. С подвесками, разумеется.
Миледи не пошевельнулась. Кардинал подошел и встал рядом с ней у окна.
– Король не помиловал своего мушкетера, – тихо проговорила она.