Три мушкетера. Д'Артаньян
Шрифт:
Кардинал орлиным взором обвел собрание. Головы склонили все, но не все охотно. Королева безучастно сидела в своем кресле. Граф де Шале, неумело скрывая недовольство тем, что его так грубо оборвали, повернулся к величественной пожилой даме, державшейся в стороне от спорящих. Богато расшитое платье, прямая спина, высоко поднятая голова – королева-мать, Мария Медичи.
– Мадам, – обратился к ней граф, – молю вас…
Но и на этот раз голос молодого графа не был услышан.
– Кардинал де Ришелье прав, – объявила вдова Генриха IV. – Король – помазанник Божий, ему одному решать судьбу
Людовик ограничился одобрительным кивком головы и подал знак кардиналу следовать за ним. Король и кардинал покинули зал Совета, а Гастон проводил их гневным взглядом.
– Он мнит себя Людовиком Справедливым, но он Людовик Слабак! – выкрикнул принц.
– Вы научились говорить громко, сын мой? – обратилась к нему королева-мать, вперив в него суровый взгляд. – Вам показалось, вы обращаетесь к брату, однако вы говорите с королем. Научитесь молчать, и, возможно, вас услышат.
< image l:href="#"/>Войдя в часовню, король обернулся к министру.
– Терпеть не могу подпевалу де Шале. Вы правильно сделали, что поставили его на место.
– Я поставил его на место, угождая вам, сир. Но я разделяю его опасения.
Людовик с беспокойством посмотрел на Ришелье.
– Вы достойный король, – продолжал кардинал. – Верный долгу беречь кровь своих подданных…
– Но?
– Ваши враги не так добры, как вы. Согревать у себя на груди змею – значит, быть укушенным.
Король вздохнул.
– Я обещал королеве не объявлять войну.
– Но втайне война уже ведется.
– Так посвятите меня в эту тайну! – воскликнул Людовик. – Пусть она станет явью, если хотите, чтобы я воевал.
Ришелье поклонился, и в глазах его вспыхнул огонек.
«Вы хотите, чтобы я показал вам войну? Ваши желания – закон, сир», – возликовал про себя кардинал.
Да, он желал этой войны. В партии гугенотов Ришелье видел угрозу французской короне. Но при этом он вовсе не хотел, чтобы дворяне-католики благодаря войне помогли укрепить в Европе гегемонию католической Испании. Нельзя предоставлять этой стране слишком много власти. Так что войной во что бы то ни стало должен командовать он сам. И никто другой.
И ни в коем случае не брат короля Гастон Орлеанский: его Ришелье опасался, как чумы. Королем управлять гораздо легче. На него можно повлиять. И поможет кардиналу необыкновенно талантливая шпионка. Кстати, должно быть, она уже ждет. Интересно, хорошие ли привезла новости? Ришелье в задумчивости покинул Лувр и уселся в свою карету.
В рабочем кабинете Ришелье вдоль длинного стола сидели переписчики и строчили письма, послания и депеши. Большой страной без большого количества бумаги управлять не удастся.
Стройная молодая женщина с зелеными глазами, одетая не без вызова – в темно-зеленую бархатную амазонку, стояла у окна и курила крошечную трубку с длинным тонким мундштуком. На скрип открывающейся двери она обернулась и склонилась в приветствии.
– Ваше святейшество…
– Миледи, – кивнул де Ришелье. – Есть ли новости?
– Благодаря вам королева и герцог Бекингемский наконец-то свидятся. Я перехватила письмо, которое графиня де Валькур должна была передать королеве, и сожгла его. Потом написала другое, как вы распорядились. Встреча состоится в субботу в аббатстве Валь-де-Грас. Пусть ваши люди приготовятся.
Де Ришелье одобрительно кивнул, но не преминул осведомиться:
– Были трудности?
– Мертвецы похоронены. Стычка на постоялом дворе «Золотая стрела». Вам не о чем беспокоиться.
«Слуги, сопровождавшие Изабель де Валькур, не оказали большого сопротивления, – вспомнила та, которую назвали Миледи. – Вот молодой человек, взявшийся неведомо откуда, чуть было не поставил под угрозу мой успех. Хорошо, что я вовремя поднялась в карету: мертвая графиня стала заслоном, и получилось выстрелом убрать досадную помеху. Юнец не успел даже понять, кто его убил. Последнее, что он унес с собой в мир иной, – искаженное страхом лицо убитой красавицы блондинки…»
Кардинал улыбнулся.
– Что ж! Если королева предпочитает войне бесчестье, она получит его. А мы получим войну.
Глава III
Мертвецы похоронены? В самом деле?
Если бы Миледи могла перенестись всего лишь через несколько улиц, ее уверенность в справедливости собственных слов поколебалась бы.
Д’Артаньян напал на след человека в кожаном плаще, и «трудности», которые гасконец доставил Миледи на постоялом дворе «Золотая стрела», запомнились ему крепко-накрепко.
В тот вечер дождь лил, как из ведра, и д’Артаньян устал до смерти. Поясницу ломило от долгого пути в седле, живот сводило от голода, он промок и замерз. Старый плащ служил не слишком надежной защитой от свирепого ветра и потоков дождя, которые слепили, попадая в глаза. Свет фонарей «Золотой стрелы» пообещал приют, и гасконец подъехал к постоялому двору. Оказалось, он не ошибся – цены тоже по карману: ужин для лошади и всадника – 12 солей, ночевка для обоих – 20. У ворот была карета, запряженная парой лошадей, и три сопровождавших ее всадника, закутанных в плащи. Заведение, как видно, добротное. Как же здорово примоститься у горящего очага, где на вертеле жарится целиком барашек, а на углях греется горшок с супом! У юнца из Гаскони слюнки так и потекли. В двадцать-то лет ты всегда голоден!
Д’Артаньян обогнул упряжку, въехал через ворота во двор и увидел, как из дверей вышла молодая женщина в бархатном плаще с капюшоном, в зеленом атласном платье, в серьгах с красными рубинами. Прекрасная, как день, светловолосая красавица! Встретившись с ней взглядом, д’Артаньян улыбнулся и поприветствовал поклоном, что не понравилось одному из всадников. Он властным жестом приказал юнцу не задерживаться, на руке блеснул перстень с печаткой-гербом. Дверцы кареты захлопнулись, шторка опустилась. Гасконец передернул плечами и въехал в конюшню. Только он передал поводья конюху, как…