Три мушкетера. Д'Артаньян
Шрифт:
А гасконец? У него была своя манера драться. Он прыгал вокруг противника, то и дело меняя позицию, окликая его и обрушивая потоки красочной брани.
Арамис сделал шаг в их сторону, собираясь помочь, однако Атос остановил его.
– Оставь…
Д’Артаньян и Жюссак изрядно вымотались.
– Устал, желторотый? – бросил гвардеец.
Желторотый обратился не к нему, а к мушкетерам:
– Какое у нас сегодня число? Я хочу, чтобы этот господин знал дату своей смерти.
Арамис улыбнулся
– День святой Роксаны, седьмое.
– Пусть будет седьмое! – воскликнул молодой человек, вновь преисполнившись энергии. – Семь!
Он прыгнул вперед, заставив Жюссака отступить.
– Шесть!
Ударом шпаги сорвал с него эполет.
– Пять!
Ложным выпадом заставил повернуться в сторону.
– Четыре! – Гасконец поклонился противнику. – Три!
И быстрее молнии вновь пошел в атаку.
– Два! Один!
Острие клинка д’Артаньяна вонзилось в грудь Жюссака, уставшего, побежденного, но еще живого.
– Запомни! В день святой Роксаны убивать ослов запрещено! – провозгласил он.
Трое мушкетеров одобрили представление, захлопав в ладоши. Д’Артаньян горделиво повернулся к ним, чтобы раскланяться… В этот миг униженный гвардеец вытащил кинжал, собираясь вонзить его гасконцу в спину.
– Д’Артаньян! – крикнул Атос.
Молодой человек мгновенно обернулся, в руках у него все еще была обнаженная шпага, и Жюссак со всего маху наткнулся на нее. Гасконец с изумлением смотрел на распростертого на земле врага, который больше не шевелился.
– Один за всех, и все за одного, – задумчиво произнес Атос.
Глава V
Королевский дворец Лувр
– Соперничество между нашими солдатами опасно и недопустимо. Грядет война, нельзя позволить дворянам безнаказанно убивать друг друга.
Тон и взгляд кардинала де Ришелье были грозными. В просторном, обшитом деревянными панелями зале царила гнетущая обстановка. Атоса, Портоса, Арамиса и д’Артаньяна призвали в Лувр, чтобы потребовать ответа за стычку у креста Сен-Сюльпис. Слишком много убитых… но только не среди людей де Тревиля. Гнев первого министра понять не трудно.
– Уймите своих солдат, и я буду держать в узде своих, – обронил капитан де Тревиль.
Двери растворились, и в зал вошел король в охотничьем костюме, запыленном от утренней скачки. Капитан и кардинал склонились в поклоне.
– Так где эти чертовы дети, которых надо образумить? – спросил Людовик, оглядывая обращенные к нему лица.
– Они здесь, Ваше Величество, – тут же отозвался де Тревиль. – Полны раскаяния, просят прощения, осуждают себя.
Король приблизился к маленькой группке мушкетеров, стоявших по стойке смирно, и сказал с нарочитой суровостью.
–
– Сир, мы молим вас о прощении, – произнес Атос.
Людовик нахмурился – извинение показалось ему слишком формальным. Взгляд задержался на д’Артаньяне – в роскошном зале его драный колет выглядел особенно жалко.
– Откуда этот юнец? – осведомился он.
– Его зовут д’Артаньян, Ваше Величество, – ответил де Тревиль.
– Так это вы нанесли удар Жюссаку, от которого он никак не может оправиться?
Ришелье раздраженно взглянул на гасконца, который поднял взгляд на короля и ответил с удивительной самоуверенностью.
– Да, Ваше Величество, но я дал ему удар взаймы, а он почему-то мне его не вернул.
Капитана мушкетеров не порадовала юная самонадеянность новичка, и, воздев взгляд к небу, он занялся разглядыванием потолка. Зато король позабавился, и у него на губах обозначилась легкая улыбка.
– Я нахожу, что вы весьма отважный молодой человек.
– У меня нет другого богатства, сир, однако все, что есть, в распоряжении Вашего Величества.
Людовик задумчиво вгляделся в лицо д’Артаньяна.
– Ну, так и берегите свое богатство для меня, а не тратьте на безрассудства. Двадцать человек за два дня – непомерно, невероятно. Его святейшеству придется обновлять гвардию каждые три недели, а мне – издавать жесточайшие указы. Но на этот раз отпускаю вас, господа. А молодому человеку дадим возможность прилично одеться.
К д’Артаньяну тут же приблизился слуга и протянул туго набитый кошелек.
– Однако предупреждаю, – король помолчал, прежде чем закончить, – следующий дуэлянт сгниет на галерах.
Людовик был уже у дверей, когда добавил в качестве заключения:
– Я на галерах не был, но, кажется, там даже хуже, чем в Англии!
Господин де Тревиль и его мушкетеры не прошли по коридорам Лувра незамеченными – часовые в знак приветствия ударяли в пол алебардами, а слуги сбегались поглазеть на героев дня. Все были довольны неприятностями кардинала: его боялись и не любили. Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян старались сохранять покаянное выражение лица, однако гордились собой.
Внезапно д’Артаньян остановился: в толпе слуг он увидел прелестную Констанцию Бонасье – в скромном синем платье, с корзиной, полной кружевных воротничков. Она, казалось, удивилась встрече не меньше молодого человека.
– Так вы не убиты? – спросила девушка с радостью, которую пыталась скрыть.
– Еще нет, за что и прошу прощенья. Вам придется принять жильца, – ответил д’Артаньян, расплываясь в улыбке.
Увидеть ее – и так скоро! Он на такое не рассчитывал. Воистину, это самый чудесный день в его жизни!