Три недели из жизни лепилы
Шрифт:
Тут меня осенило. Года три назад в какой-то старой книжке я видел оригинальный рецепт снятия судорог лидокаином. И не придал этому большого значения. А почему бы нет? Дозы? Оттитруем!
Эффект не заставил себя долго ждать. Вскоре бутыль с тиопенталом отправилась в мусорное ведро, а интубационная трубка — в раковину.
Игорь тихо присвистнул у меня за спиной.
— Ну ты, старик, даешь! Откуда это?
Я снисходительно похлопал младшего товарища по плечу.
— Учись, студент, пока я жив!
Соня упаковала
Через четверть часа, зафиксировав эпизод в истории болезни, я занял последнее неаппаратное место в «реабилитации».
На улице мы пустились вперегонки. Игорь пришел первый — у него ноги длиннее.
Я переоделся и поднялся в ординаторскую (она же является кабинетом заведующего и старшей медсестры). Игорь заканчивал полировать свою «легенду» для жены:
— … больной со СПИДом. Работал без перчаток. Сейчас меня оставили в карантине. Дней на пять, пока не придут анализы, — туфта, при инфицировании ВИЧ антитела в крови можно определить только через несколько месяцев, — Конечно, завтра перезвоню. Не переживай — обычная перестраховка.
Жестокие люди. В прошлый раз Лупихин попросил старшую сестру А.И. Фас сообщить его жене, что в стоматологическом кабинете с ним приключился анафилактический шок после введения местного анестетика. Александра Игнатьевна своя в доску, особенно когда выпьет.
— Ну ты, старик, даешь…
Игорь снисходительно похлопал меня по плечу.
— Учись, студент, пока я жив.
Мы подхватили ручную кладь и повернулись к выходу.
— Ребята…
Я только сейчас заметил Юлика. Он сидел в углу понурый и безучастный к происходящему. Видно, сидит уже долго — ждет визита Ревякова или Опошина.
Не дождался.
Утром наш заведующий читал вслух статью о новом открытии советских ученых. Оказывается, у определенной части населения центр жажды со временем перерождается в центр влечения к алкоголю. У Юлика в этот центр переродился весь мозг. Этанол стал эталоном. Эталоном чего?
Игорь достал бутылку, и Юлик, промахиваясь, начал ковырять пробку вилкой. Я прикрыл дверь и расставил Фасины стаканы.
Юлик налил себе полный. Спохватился и начал выравнивать уровень в уже не сообщающихся сосудах.
— Юлий Григорьевич, не надо. Нам далеко ехать.
Паша не стеснялся в выражениях: скоро час, как он встречал и провожал поезда. В спортивной сумке через плечо лежали восемь бутылок «Алабашлы». Я незаметно сосчитал свою мелочь и широкий жестом взял такси до означенного подъезда. От метро далеко — сами все равно не найдем.
Никого. Уже или еще? Ведь уже семь…
Паша понаблюдал за нашими чечеточно-морзяночными упражнениями и с видом триумфатора вытащил из кармана ключ. За этим должна была последовать попытка взлома типовой советской квартиры. Мы с Игорем замерли.
Через несколько секунд пробка шлепнулась на пол.
Лампочку под потолком вывернули задолго до нашего прихода.
Мы распили портвейн из горла и на ощупь.
Подруги появились в половине восьмого.
Уродство хозяйки квартиры не просто бросалось в глаза — оно фосфорицировало. Маленькая, коренастая, с поросячьими глазками на широком плоском (даже не плоском — вогнутом) лице. Монстр-недомерок Зоя. Из Кайнозоя.
Скрипнула дверь. Щелкнул выключатель. Мы снова вздрогнули.
У Вали явно не хватало волос и многих передних зубов.
Маша мало изменилась, разве что похудела.
Девочки выгрузили нехитрую закуску и конфисковали пойло. Я незаметно выскользнул из кухни.
А ничего квартирка. Санузел, коридорчик, спаленка. В большой комнате — детская кроватка. В кроватке спала маленькая девочка, как две капли воды похожая на Зою.
Мальчики без лишнего шума оттеснили меня в угол.
— Все шутишь, сука? — прошипел Паша.
Я инстинктивно прикрыл самое уязвимое место своим новым пластиковым «дипломатом». Правая рука скользнула в карман брюк и нащупала швейцарский перочинный нож.
Игорь крепко сжал мое запястье. Интересно, что они сейчас сделают — комиссаротомию или генесекцию?
— Ты смотри, он еще и с перышком!
— Тогда точно замочим. Прямо здесь.
Это несерьезно. Выпускают пары.
— Все готово, — в дверях стояла Маша.
За столом Игорь развлекал честную компанию трупными историями.
В одной из московских больниц надо было отвезти в морг труп.
Грузовой лифт не работал, и санитары решили воспользоваться пассажирским.
Привязали свой груз к носилкам, носилки прислонили к стенке. Самим места не хватило. Нажали кнопку и помчались вниз по лестнице. Благо ехать было недалеко — третий этаж.
Лифт пришел первым и вытряхнул свое содержимое на толпу ни о чем не подозревающих посетителей.
1943 год. В военном госпитале умер раненый боец. В морге не топят — труп одеревенел. Вскрывать невозможно. Чтобы отогреть, сторожиха отнесла труп домой — жила поблизости. Там приставила к печке, а сама принялась за уборку. Да так увлеклась, что о трупе позабыла и, протирая у печки, ненароком толкнула его «гудком». Размокшее тело упало на нее сзади, мертвые руки легли на плечи. «Ой!»
Их и похоронили рядом.
Ясным зимним утром в прекрасном расположении духа доктор спешит на работу. У «приемника» — большой искрящийся на солнце сугроб, из которого в разные стороны торчат голые пятки. Пригоршня за пригоршней доктор начинает разгребать снег.
Подходят люди, кто-то приносит лопату. Глазам потенциальных понятых предстает обледеневший труп с повязкой на бритом черепе. Оказывается, вчера нейрохирурги оперировали по экстренной, после чего сдали «перевозке».
Санитары божатся: «Мы до самого корпуса везли и на койку скинули. Век воли не видать!»