Три недели из жизни лепилы
Шрифт:
Лыжные ботинки это вам не «Саламандра». Хиляешь на полусогнутых, чувствуя себя гибридом робокопа и уркагана.
— У тебя здорово получается. Теперь потренируйся с креплением.
Вскоре я уже бороздил окрестные холмики, отрабатывая «елочку».
— Что ж, неплохо для первого раза. Завтра попробуем слалом.
У меня поезд после обеда.
— Я сегодня уезжаю.
— В Москву?
— В Мурманск.
— Надолго там задержишься?
— Неделю-полторы.
— Тогда, может, еще выберешься. Сюда или в Кировск.
— Не
— Ладно, — Оля озорно встряхнула головой. Отливающие золотом локоны рассыпались по плечам, — Спускаемся прямо сейчас. С самого верха. Под мою ответственность. Рискнешь?
Я скептически смерил расстояние до флажка на вершине.
— Не бойся. Делай, как я тебя учила. Чувствуешь, что «разносит», падай на бок. Склон-то детсадовский. Или подожди меня здесь. А то я совсем застоялась.
Я купил десять талончиков.
На четвертом подъеме меня снова похвалили.
— Прогресс потрясающий. Растешь на глазах. Мне везет с учениками.
Я соскочил с перекладины и подождал, пока Оля со мной поравняется. Прицепился сзади.
Оля огрела меня лыжными палками.
— Не зазнавайся! Со склоном шутки плохи. Можно шею сломать.
На четвертом спуске я отказался от «плуга» и прочих тормозных маневров. Маневры отнимают столько сил! Ноги болели и дрожали, как, наверное, они сейчас дрожат у Жоржика.
Я устремился вниз по прямой.
Не запаниковал от скорости, никого не задел. Умудрился на полном ходу поднырнуть под провисший трос от старого, давно заброшенного бугеля и даже не снес себе полчерепа. Только шапку смахнуло.
Оля ждала у хибары. Я лихо подрулил к ней и развернулся, обдав снежной пылью тетку с выводком горнолыжников лет пяти-восьми.
— Лихо. По-моему, ты увлекся. Едем последний раз.
Острие моей лыжной палки начертило большой неправильный овал рядом с ее «Эланом».
— Да, я увлекся…
Девушка уже петляла по склону, а я задержался на вершине.
Прощаясь с Мончегорском — когда еще сюда выберусь!
Белоснежная горка искрилась в ярких, уже весенних лучах солнца. Ветер трепал флажок. Однако, ветрило!
Я выбрал общее направление движения и заскользил по накатанному склону.
Разноцветные фигурки сливались в пеструю вереницу и размазывались в периферических полях зрения. Когда впереди мелькнул знакомый комбез, падать на бок было уже поздно.
Я налетел на Олю со скоростью курьерского поезда. В последний момент успел развести лыжи, и два молодых тела избежали столкновения с твердыми предметами. Просто покатились кубарем вниз — сработали крепления.
Через несколько секунд и пятнадцать метров я склонился над пострадавшей.
— Ты как?
Девушка застонала.
Я наклонился поближе, готовый к оценке повреждений.
Молниеносным движением Оля схватила меня за руку и легко перекинула через себя.
Не дав опомниться, победно уселась верхом.
— Ты еще спрашиваешь! Второй день на меня покушаешься.
— Я не хотел.
— А чего ты хотел? Я же предупреждала!
Я привлек ее к себе и поцеловал в мягкие, пахнущие мятой губы.
— Вот чего я хотел.
В Мурманске я выдержал еще четыре дня. Псевдоязва снова обострилась и мучила меня нещадно. К этому времени Нелли Алиевна отчитала все свои лекции и свалила, оставив Силанского за старшего. Старший назначил куратором цикла А.С. Сопилова. Лечиться на месте я отказался.
Где-то на уровне Петрозаводска мы разминулись со специалистом по всем болезням профессором Дуровым, который наверняка оставил бы меня до конца цикла — еще на неделю.
Обращение ГКЧП к согражданам зачитали снова. О моем рейсе даже не намекнули, Я потер виски. Пульсирующая головная боль не отпускала.
Оставалось только выкинуть голову на помойку или обратиться в медпункт.
Я зажал чемодан между коленями и бережно донес страждущий орган до мягкого конца сумки. Сумка все еще пахла ее духами.
Я закрыл глаза.
С Ленинградского я поехал в общежитие 2-о Меда. По пути заскочил в Боткинскую бросить вещи и еще глубже погрязнуть в долгах.
На «Юго-Западной» купил бутылку шампанского. Чего-то не хватало.
Подумай! Чем мужчины обычно подчеркивают свое отношение к женщине? Особое отношение. Чего ты почти никогда не делал, отправляясь на свидание?
Ну конечно же, цветы!
Круглогодичные гвоздики из солнечной Грузии банальны. А этот непонятный веник у вас вообще никто не возьмет. Сколько? Даже не думайте! И за бесплатно не возьмут.
А вот это уже теплее.
Я выбрал кроваво-красный букет из одиннадцати полураспустившихся роз. День должен запомниться. Одиннадцатое мая.
Заветная дверь на одиннадцатом (тоже одиннадцатом!) этаже педиатрического корпуса была заперта.
Суббота. Три часа дня. Занятия уже закончились. Значит, уехала в Калугу.
Розы бессильно склонили свои головки к земле. Бутылка чуть не выскользнула из рук. Я постучался еще и еще раз. Безрезультатно.
Бывает. Оставим записку. «Оля! Мне необходимо тебя увидеть. Не знаю, где ты, но, ради Бога, приезжай скорее! Буду ждать у этой двери — и завтра, и послезавтра.
Олег».
Я просовывал записку в щель, когда за моей спиной зашумел лифт.
— Ты?
Передо мной стояла Оля. Легкий сарафан едва прикрывал загорелые колени.
Я хотел встать и не мог. Записка застряла и не поддавалась моим попыткам выдернуть ее из щели. Чтобы разорвать или съесть.
Оля присела рядом со мной и неуловимым движением высвободила записку, ослабив мою бдительность мимолетным поцелуем. Зажала в руке свой трофей.
Я подхватил стоящий в углу букет.
— С праздником Победы! Твоей победы.