Три недели из жизни лепилы
Шрифт:
Александр Сергеевич передернул облаченными в хороший костюм плечами.
— Такие решения принимаются на высшем уровне. Мы не можем на них никак повлиять.
— Но я хочу уехать. Я выиграл этот гребаный конкурс. Она что, прикует меня цепями?
— В конечном счете, все решает она.
— Тогда зачем вообще был нужен этот маскарад?
Сопилов окинул меня изумленным взглядом, в котором явственно читался философский вопрос вроде «И откуда берется такая наивность в наш прагматичный век?», но промолчал.
— Это она вас
На этот раз в его голосе сквозило праведное возмущение:
— Никто никого не посылал. Ты хороший парень и отличный врач. Ты мне всегда нравился. Я тебе только добра желаю. Не хочу, чтобы ты психанул и натворил глупостей.
Я повернулся и пошел к выходу.
Вечером мне перезвонили из «Союзздравэкспорта». Сообщили о вакансии в городе Махвите. Всего сто двадцать километров от столицы, климат прекрасный, люди добрые.
Наутро я подписал у Батырихи заявление по собственному желанию. Она назвала меня дураком, а я мысленно отправил ее на фуй и в сотый раз спросил себя: «А может на Николиной горе вместо Инны стоило трахнуть профессоршу?». Потом забросил бумажку со злым росчерком начальственного пера в отдел кадров ЦИУ и заехал на Новый Арбат.
На столе у замдиректора лежали два экземпляра контракта.
— Когда?
— Через месяц.
— Где расписаться?
В тот день заканчивалась Олина ссылка. В Сочи мы едем вместе. Сразу по возвращении познакомлю ее с родителями. День визита уже назначили.
На Киевский вокзал спешил втройне окрыленный. Как только мы разобрались с цветами, поцелуями и сумками, поделился хорошими новостями.
— По контракту мне полагается отдельная квартира. Через три месяца можно вызвать семью, — Какую семью?
— У нас еще месяц в запасе. Успеем зарегистрироваться.
— И чем я там буду заниматься?
— Придумаем что-нибудь. Сориентируемся по обстановке, — я погладил ее по шелковистому бедру — Ну как?
Оля пожала плечами.
Утром курьер привез авиабилеты. Оля была в восторге.
Во вторник мы прочесывали окрестные продуктовые точки.
Поравнявшись с гостеприимно распахнутыми дверьми Черемушкинского загса, я замедлил ход.
— Зайдем?
Оля вздохнула.
— Расскажи мне о процедуре. А то я никогда не пробовала.
— Я лучше покажу.
— Сначала расскажи.
— Жених и невеста заполняют бумажки, — Оля поморщилась, Потом отдают бумажки тете. Она сверяет их с паспортами…
— Я не брала.
— Я взял, — и вытащил из кармана две красные книжечки.
— Предусмотрительный. И что же дальше?
— Договариваешься о дате.
— Простые бумажки?
— А какими они должны быть? С гербами и водяными знаками?
— Тогда зайдем.
Я построил тете глазки и записался на двадцатое августа. Оля промолчала.
Молчание — знак согласия.
Но мне почему-то не хотелось ждать августа. Хотелось привязать ее к себе. Не узами — канатами.
Леонид Никанорович договорился со знакомым священником.
Накануне отлета я затащил Олю в Амвросиевскую церковь, что близ Новодевичьего.
В полных детского восторга глазах девушки отражались свечи, венцы и красочные облачения. По-моему, она так и не поняла, что нас обвенчали — тайно, без родительского согласия и свидетельства о браке.
Аэробус плавно взмыл в небо. Веселые кооператоры в соседнем ряду отстегнули ремни и отвинтили пробки.
В Сочах нам сняли двухместный номер в гостинице «Ленинград».
Море в пяти минутах ходьбы.
Вечером хозяева пригласили выездную бригаду на торжественный ужин в ресторане «Приморский».
Оля восстановила в первозданном виде вчерашнюю прическу от Роша, облачилась в свое самое открытое вечернее платье и штатовские туфли на шпильке. Никто бы не поверил, что она невеста (нет, уже жена) скромного советского доктора.
Никто и не поверил.
Не мешая общей беседе, мы мило ворковали вполголоса, смакуя жареную форель, куриные котлетки, сырные палочки и виноградное вино.
Батыриха с остервенением ковыряла мясное ассорти. Остальные педагоги бросали на Олю влажные взгляды и сглатывали слюну.
Наша сочинская программа мало чем отличалась от мурманской.
Утром преподавателей увозил автобус. Оля спала до упора. На пляж попадала, дай Бог, к одиннадцати. За несколько часов с ней успевали познакомиться несколько дюжин лиц кавказской национальности. От чересчур настойчивых приходилось спасаться в воде.
Мы обедали в кафе неподалеку. Кухня от «Приморского», но цены умеренно континентальные. За обедом Оля рассказывали мне о своих новых поклонниках. Я хохотал.
Повышенный интерес мужчин к моей девушке — явление совершенно естественное. Что говорить о Сочах, если даже в холодной Москве, в один пасмурный майский день, дожидаясь меня на «Пушке» и поигрывая от нечего делать ключами, она умудрилась получить несколько конкретных предложений.
Когда жара спадала, мы гуляли в Ботаническом саду или по набережной. Нам понравился летний театр у Морского порта, где мы терпеливо выслушали двухчасовой концерт «Русских девочек». Билетами снабдил главный анестезиолог города.
Он оказался настоящим затейником и организовал московским «профессорам» экскурсии в Агурское ущелье, дегустационный зал местного пивзавода, баню общества «Буревестник» и грандиозную пьянку на горе Ахун.
В ущелье мы с Олей картинно целовались на фоне водопада, а японские туристы фиксировали момент на свои «хендикамы».
В дегустационном зале Оля вежливо отказалась от пива, и спецофицианты наперегонки побежали вниз за шампанским.
В бане я, как верный паж, носил за Олей махровое полотенце.