Три повести
Шрифт:
— Погодка… — сказал Макеев, присаживаясь возле него на скамью, — ни пройти ни проехать.
Но старик все еще молчал, выжидая: какая нелегкая занесла в непогоду прохожего? Макеев чуть усмехнулся — подозрительность бывшего лесничего была ему по душе. Он огляделся.
— Один вы в доме, Федор Иванович? — Но тот притворился, что не расслышал. — Москаленко… не помните? — сказал Макеев еще. — Я в феврале у вас был.
— Народу много приходит… а где я сапожного товару возьму? Ни гвоздей, ни щетины. — Он все еще притворялся и не открывал себя. Только позднее, когда назвал Макеев условную кличку Суровцева, он наконец сдался.
— А то — Москаленко… Москаленко, —
Они сели в стороне, чтобы их не увидели в окно.
— Дело есть, Федор Иванович, — сказал Макеев коротко.
Каждую балочку, каждую тропу знал старик в заповеднике, — может быть, даже каждое дерево. Он слушал. Но его по-бычьи налитые кровью глаза сохраняли свирепое свое выражение.
— Погореть недолго, — сказал он уклончиво. — У немцев здесь сила…
— А сколько? — спросил Макеев.
— Порядочно. Они в такую погоду с утра в карты играют да пьют… В Цыбулево за водкой верховых посылали. Дивчата, какие уцелели, по горищам хоронятся…
Он даже расстегнул ворот рубахи на себе, — его короткая шея стала багровой от внезапного удушья.
— А мы с двух концов за них примемся, — сказал Макеев спокойно.
Но старик был осторожен.
— Людей будет стоить… в прошлом году Моисеенко знаешь сколько потерял.
— Без потерь не бывает…
Год назад лесник увел от преследования партизанский отряд Моисеенко. Не один десяток немцев полег у завалов на лесных дорогах заповедника. Но настигнуть партизан им так и не удалось: чья-то опытная рука вывела партизан из лесов.
Они долго договаривались в сумраке дождливого дня. Было холодно, и начало весны походило на позднюю осень. Штаб авиаполка помещался в бывшем здании школы. По обеим сторонам широкой улицы хутора жил обслуживающий аэродром персонал. На самом аэродроме в землянках размещались механики и охрана. Ближе к лесам, которых немцы боялись, выставлены были посты, соединенные с аэродромом телефонной связью.
Два дня спустя перед вечером Макеев пробрался к хутору вместе с бывшим бетонщиком Рябовым, строившим когда-то плотину на Днепре; брать с собой еще кого-нибудь, боясь лишних потерь, они не захотели. Дождь, ливший несколько суток подряд, утих. По дну балочки с шумом бежала вода. У окраины леса, откуда начиналась затопленная низина пахотного поля, они остановились. Темное небо плотно лежало над полем. С трудом вытаскивая ноги из липкого чернозема, они пошли в сторону пустующей конторы лесничества: здесь их должен был дожидаться старик.
С утра, заглушая скуку нелетной погоды, немцы играли в карты или пили вино. В одном из домов, где помещалось раньше правление колхоза, показывали фильм. Уже тарахтел в тишине ночи движок. Плодовые сады спускались по откосу к балочке: Цыганские издавна славились ранними сортами яблок. В сторону сада с большими старыми яблонями выходили окна дома, в котором немцы сейчас смотрели картину. Маскировочная бумага на одном из окон отошла, и в щель виден был голубоватый угол освещенного экрана. Улица перед домом была уже пустынна, только возле движка, над которым возился механик, стояло несколько немецких солдат. Глухая, ненастная ночь с затопленными полями и непроезжими дорогами лежала над хутором, и война казалась далекой, как будто происходила в другой части света.
Возле пасеки с пустыми ульями Макеев и Рябов сняли с пояса ручные гранаты. Все было тихо, и только голубовато трепетал свет в углу неплотно завешенного окна. Макеев развернулся и кинул в окно одну за другой гранаты. Бледное мертвое пламя ослепило его. Последующие разрывы гранат, брошенных
…Почти месяц провел Макеев в глухом, затерянном в море весенней проселочной грязи селе. Он жил в маленькой хатке на задворках заброшенной маслобойки у механика Глебова, помогавшего не раз партизанам. Сейчас тот давно забросил былое свое ремесло, сооружая самодельные крупорушки и жернова, на которых женщины и старики обдирали кукурузу или мололи у себя в хатах зерно. Целые отвалы мокрой подсолнечной шелухи лежали во дворе маслобойки вместе с битыми бутылями из-под олеи, и внутри маслобойки дышало холодом и запустением. Рана болела, и Макеева пугали отекшие и потемневшие пальцы руки. Ночью тайком он развязывал рану, боясь почувствовать запах начинающейся гангрены. Он с завистью смотрел на ловкие, не знающие усталости руки Глебова: все, казалось, мог тот смастерить, налаживая швейные бездействующие машинки, у кого они уцелели, или машинки для обдирки зерна. Раз, блестя необычайно живыми, точно налитыми черным огнем глазами, он с торжеством показал Макееву некую хитрую штучку. Это была обычная саперная лопатка, только с несколько более широким стволом рукоятки.
— А ну погляди на эту штучку, — сказал он загадочно. — Она и лопатка и миномет.
Он отвинтил крышку ручки, сдвинул плоскость лопатки и укрепил ее на сошках, как укрепляют пулемет. Пустой ствол ручки, сделанный из обрезка водопроводной трубы, служил дулом миномета.
— Ловко! — одобрил Макеев.
— У каждого партизана может быть такой миномет, — говорил между тем Глебов, превращая снова в лопатку свое творение. Глебов размечтался: он воображал уже, как заговорят из лесной глуши сотни изготовленных по его образцу минометов. — Нет, ты только, Макеич, сообрази — у каждого партизана миномет… ведь это можно немцам такое устроить!
— А со снарядами как? — охладил его Макеев.
— Да, вот как со снарядами… Ну и снарядов наготовим, какое дело, подумаешь! — сказал Глебов решительно. — Пороху и взрывчатки у немцев добудем… а снаряды я на станке выточу, вот только динамку пустить.
Он уже представлял себе, как изготовляет в глухом селе снаряды и минометы, целый завод приведен в действие под самым носом у немцев.
— Ничего, Глебов, — утешил его Макеев, — партизанам, конечно, с этим делом не справиться, а для Красной Армии пригодится.
Но Глебов все еще не хотел примириться.
— А если на самолетах снаряды подбрасывать? А минометы мы сами у себя изготовим.
Он был полон проектов и жаждал деятельности. В весеннее половодье поставил он на реке какие-то хитрые садки и ловушки и теперь мечтал о массовой заготовке рыбы для партизан. Он угощал уже Макеева необычайно вкусными птичками, придумав хитроумные для них западни, и мечтал также о заготовке впрок птичьего мяса, если бы не отсутствие соли.
— Соли бы добыть, — говорил он мечтательно, — может, у немцев обоз отобьем.