Три правила ангела
Шрифт:
«Сложно по-человечески объяснить?» – набрала Старообрядцева, поняв, что конструктива не будет, а хаянье плавно, но неуклонно скатывается в ругань на какие-то аптечные списки.
«Слушай сюда, чучело, – смилостивился Бес. – В этом препарате активным веществом должно быть… – Сначала Ленка попыталась взять угрожающе чернеющий текст лихим наскоком, потом попробовала разобрать его по частям, попыталась осознать отдельные слова, но на «юкстагломерулярном» сдалась и затосковала.
«Карочь, – встряла Леди Бу, видимо не лишённая человеколюбия. – Сырьё для этого г@vна гонят по дешёвке из загранки. На выходе получается хрень».
«То
«How lucky. Если повезёт, то не подействует, если не повезёт, то подействует и долбанёт так, что мама не горюй! – и снова россыпь смайликов. Видимо, у фармацевтов было своё, очень специфичное чувство юмора. – Предъявляй претензии производителю».
Ленка чуть было не спросила, как ей производителя узнать, но вовремя сама догадалась и захлопнула крышку ноутбука. Ну их, форумы эти, злые на них все какие-то. Спасибо, что хоть суть объяснили. И как это у сыщиков в сериалах получается: вжух-вжух – и всё узнали! А вот она почти целый день угробила практически впустую.
И вот ещё интересный вопрос: на кой ей знать, кто недействующие таблетки делает? Главное, понять, зачем Махрутка их покупала, ведь не могла же медсестра не быть в курсе, что они плохие! Или могла?
***
Странно, но дверь дядюшкиной квартиры открываться никак не желала, ключ проворачивался, замок щёлкал, но впустую, створка не сдвигалась даже на сантиметр. Сначала Ленка просто удивилась, но тут же накатила такая волна паники, что спина взмокла, очень вовремя вспомнилось, как она двигала дверью лежащее на площадке тело Макса. В смысле, самого Макса, ведь тело – это уже… А Михал Сергеич старенький, много ли ему нужно?
Старообрядцева вдарила кулаком по звонку и заколотила в филёнку ногой.
– Дядя! – заорала так, что, наверное, и в соседнем доме услышали. – Открывай! Открывай немедленно, а то я!..
Что она в таком случае делать будет, Ленка сообразить не успела, потому как за дверью зашелестело, зашуршало и тихий, какой-то сдавленный дядюшкин голос спросил:
– Елена, это ты?
– Я, я! – на радостях ещё громче заорала Старообрядцева.
– Точно ты? Ну-ка, скажи мне, кто был четвёртым генеральным секретарём?
– Каким секретарём? – опешила Лена.
– Н-да, это и вправду ты, – с неподражаемой, только одному ему присущей интонацией, отозвался Михал Сергеич. «Елена, ты удручающе глупа!» – Понимаешь, я попал в глупейшую ситуацию…
Дядюшка конфузливо кашлянул.
– Тебе плохо? Ты не можешь встать?
– Да прекрати ты орать! – неожиданно грозно, хоть и плохо слышно, рявкнул дядюшка. – Ещё не хватает, чтобы все соседи прибежали. Я с этой дурацкой штуки не могу вызвать полицию!
– Зачем тебе полиция?
– Чтобы они задержали преступника, которого задержал я! Неужели сложно понять?!
– Так. – Ленка выдохнула и постучалась лбом в дверь, благо кусачая, но толстая шапка здорово смягчила удары. – Дядя, какой преступник?
– Откуда я знаю, какой? – не без ехидства ответил Михал Сергеич. – Я у него документов не спрашивал.
– Ты можешь дверь открыть?
– Да в том-то и дело, не могу, – смущённо и совсем уж едва слышно отозвался дядюшка. – Я её комодом подпёр. Дверь в комнату шкафом, а эту комодом. И ни туда ни сюда, понимаешь! Нормальный-то телефон в спальне остался, а с этой вашей мобильной штуки ноль-два не звонится.
Ленка ахнула, осознав, что дело, кажется, и впрямь серьёзное. Комод, стоящий в дядюшкиной прихожей, двигали всего два раза в году, чтоб пыль под ним протереть, в генеральную уборку на Пасху ещё осенью. И то приходилось звать Митьку, здоровенного бугая из второго подъезда, который каждый раз божился, будто «больше ни в жисть», потому как «пупок развяжется». Шкаф же и вовсе никогда не трогали из-за монументальной неподъемности. А тут дядя смог один?! И куда звонить, действительно в ноль-два или сразу в ноль-три, чтоб приехали вязать впавшего в буйство, а, заодно, и в непомерную силу родственника?
– Елена, прекращай идиотничать и вызывай милицию! – непререкаемым тоном велел Михал Сергеич. – У меня в комнате содержится общественно опасный преступник!
– Ой, а что это у вас тут? – поинтересовалась совершенно неслышно материализовавшаяся на лестничной площадке Марьванна с Бароном на руках. – Леночка, ты заперла Михал Сергеича?
– Ну, пошла потеха, – пробормотала Ленка.
И потеха действительно пошла. К тому времени, как приехала полиция, а потом и вызванные ими эмчеэсовцы; как бравые ребята спускались на тросах, чтобы проникнуть в квартиру через окно в кухне; как убедили дядюшку, что окно это всё-таки придётся открыть и проникнут в него вовсе не ещё одни преступники, а пожарные (МЧС он не признавал и за спецслужбу не считал); как «скорая» спасла Марьванну, у которой на почве переживаний сделалось давление, а другая бригада помогла Любовь Петровне, заработавшей сердечный удар на почве сопереживания заклятой подруге; как отловили сначала сбежавшего, а потом укусившего полицейского, ажиотированного Барона; как отобрали у восьмилетнего Федьки из третьего подъезда дубинку, которую он умудрился незаметно для всех спереть с ремня другого стража правопорядка; как, наконец, отодвинули сначала комод, а потом шкаф… В общем, к одиннадцати вечера картина случившегося более-менее прояснилась.
Дело было так. Михал Сергеевич, откушав чаю, в самый раз собирался посмотреть шестичасовые новости и уже даже телевизор включил, когда услышал в дверном замке подозрительное царапанье. Ленкин дядюшка был, конечно, человеком пожилым, имел серьёзные проблемы с ногами, да и видел плоховато, зато на слух не жаловался и соображал не хуже, а то и получше некоторых молодых. Поняв, что позвонить в полицию и позвать на помощь он просто не успеет, а дозваться соседей не сумеет, потому как все на работе ещё, а от таких же стариков проку немного, Михал Сергеич решил действовать самостоятельно. Перехватив поудобнее палку, с которой он даже в квартире не расставался, старик спрятался за дверью и огрел вошедшего злоумышленника по черепу.
– А утюжок на него уж сам упал, – как бы извиняясь, надтреснутым стариковским голосом каялся дядя. – Племянница бельё гладила, да позабыла доску убрать и утюжок тоже, вот он и упал. И прямёхонько на преступника. – Племянница, то есть Ленка, отлично помнила, что всё убрала, да и бельё она всегда гладила в своей, а вовсе не дядюшкиной комнате, но промолчала. – Палку об него обломал, – едва не плакал немощный дедок, в которого вдруг превратился Михал Сергеич.
– С одного удара? – усомнился полицейский, разглядывая обломки буковой трости, перехваченной для надёжности медными кольцами.