Три розы
Шрифт:
— Ты и понятия не имеешь о том, что я думаю в действительности, — тихо сказал Дуглас, потрясенный этим открытием.
Изабель набрала в легкие побольше воздуха и приказала себе прекратить нападки на Дугласа и извиниться.
— Прости меня за то, что накричала на тебя. Я такая неблагодарная! Ведь если б не ты, мы с Паркером просто пропали бы! Я… я сорвалась. Но пойми меня и ты — в последние дни я чувствую себя очень скверно, внутренне разбитой, опустошенной….
— Но почему?
— Почему? И ты еще спрашиваешь? Да взгляни правде в лицо! Моя жизнь разлетелась на
— Ты преувеличиваешь, Изабель. Все не так уж плохо, — мягко сказал Дуглас.
Он собирался напомнить ей о прелестном сыне, который приносит столько радости, но Изабель не дала и слова вставить. Она была не в состоянии разумно мыслить и не хотела выслушивать никаких возражений.
— Нет, плохо! Все плохо! — истерично выкрикнула она. — Сын лежит в ящике от комода, а у него должна быть нормальная колыбель! А мой дом? Думаешь, я сама не понимаю, где он построен? Многие в городе пытались отговорить Паркера селиться в этом месте, но он был уверен: на чертовом болоте можно жить — и хотел доказать, что все кругом ошибаются! Ну что, доволен? Наконец-то я признала, что Паркер отнюдь не был совершенством. А ты? Ты-то чем лучше? Грубый, холодный, черствый! И такой практичный, что просто визжать хочется.
— Ты и так визжишь, дорогая.
— Не смей называть меня «дорогая»! Ты что, никогда не теряешь терпения? У тебя нервы железные?
— Теперь моя очередь. А то ты все время задаешь вопросы и не позволяешь на них ответить.
Как всегда, он, говорил ровным, холодным голосом. Изабель пришла в отчаяние.
— Неужели ты не понимаешь? Ты меня губишь!
— Это еще надо посмотреть, кто кого. Хочешь об этом поговорить? — Он резко хохотнул и подошел к ней. — Должно быть, ты слепая или совершенно чокнутая, если не понимаешь, что делает со мной один только твой вид.
Слова полились сами собой, Дуглас уже не мог остановиться.
— Я сплю на полу, потому что запах твоих простыней, женщина, возбуждает меня невероятно и я не могу заснуть. Я способен думать только о том, как буду любить тебя. Понимаешь? — Он прижал Изабель к стене и уставился прямо в глаза. — Ну что, испугалась? Я тебя ошарашил так сильно, что ты потеряла дар речи? Я тебя шокировал? Какого черта ты улыбаешься, Изабель? Я хочу с тобой в постель. Дошло до тебя? — Дуглас перевел дыхание. — Ну что, испугалась? — снова спросил он.
Она медленно покачала головой.
— Изабель, умоляю тебя, прикажи мне уехать.
— Останься.
— Понимаешь…
— О да, я понимаю, — прошептала Изабель. Она подняла руки и обняла Дугласа за шею.
Он нежно обхватил ее лицо ладонями и наклонился.
— Я старался держаться подальше от тебя… — хрипло проговорил он.
— Правда? — спросила она, глубоко вздохнув.
— Но мне не хватило сил сопротивляться до конца. Эти сексуальные…
— Веснушки?
— Они, дьявол бы их побрал! Ну сколько может мужчина терпеть искушение, прежде чем надкусит яблоко, дорогая? Когда я увидел тебя обнаженной, я чуть…
— Дуглас, ты наконец поцелуешь меня или нет?
Едва она успела договорить, как он прижался к ее губам и приоткрыл их. Это был невероятно прекрасный, чувственный поцелуй, Изабель словно растворилась в нем. Все ее существо было охвачено негой, ей хотелось прижаться к Дугласу как можно теснее, слиться с ним, и она послушно подчинялась этому сладкому и повелительному напряжению своего тела…
Они даже не заметили, как разделись и оказались в постели. Дуглас собирался уложить ее на спину, но каким-то странным образом Изабель оказалась сверху; нежно касаясь кожи, она целовала его грудь — кагкдый дюйм…
Боже, как он ее любит! В ней есть все, что он всегда хотел иметь в своей любимой.
Ее теплая атласная кожа возбуждала Дугласа. Изабель была полным совершенством; ему нравилось, когда ее груди касались его груди, ему нравилось, что она не пыталась скрыть необузданность своего желания. Ее стоны доводили его до неистовства. Он тоже перестал сдерживать себя; набросившись на Изабель словно изголодавшийся, он жадно целовал ее шею, плечи, грудь. Потом двинулся ниже… Самый властный из всех человеческих порывов овладел Дугласом с мощью потока, смывающего на своем пути все преграды и запреты. Разум, воля, столь долго державшая в узде плотские желания, — все отступило перед этой разбушевавшейся стихией.
— Ой, что ты делаешь? — страстно прошептала она, пылая в блаженной истоме.
— Я хочу поцеловать каждую веснушку.
Изабель казалось, что более романтических слов она в жизни не слышала.
— О Боже…— простонала она, почувствовав, что теряет власть над собственным телом, что горячая волна желания накрыла ее с головой и она тонет в ней, тонет…
Когда он вошел в нее, Изабель ощутила легкий укол боли. Он начал медленно двигаться, и она, мгновенно угадав нужный ритм, ответила и вскоре почувствовала огромное наслаждение. Дуглас словно стал частью ее самой.
Он упивался каждым словом, каждым стоном, каждым движением Изабель и все не мог насладиться ее наготой, ее гладкой кожей, мягкими волосами, восхитительными, пьянящими ощущениями ее груди под своими ладонями… Когда желание достичь вершины стало почти нестерпимым, он заставил сначала ее испытать мгновение наивысшего блаженства и лишь тогда дал себе волю — в неистовых содроганиях тела и торжествующем крике любви.
Острота никогда прежде не изведанного наслаждения потрясла Изабель; она страстно прижалась к Дугласу, ей показалось, что мир рассыпался на тысячи сверкающих звезд. Счастье любви буквально затопило ее, так что ей захотелось плакать и смеяться одновременно…
Несколько минут Дуглас не мог прийти в себя, он прижимал Изабель к груди и, уткнувшись ей в шею, медленно гладил по спине.
— Тебе хорошо? — шепотом спросил он.
Она не ответила, но вздохнула так выразительно, что он все понял, прежде чем нашел в себе силы поднять голову и заглянуть ей в лицо.
Он испытал невольное чувство гордости, увидев, что довел Изабель почти до изнеможения. Она уснула, прижавшись к Дугласу: их ноги сплелись, золотистая головка Изабель покоилась у него на груди. В этот миг Дуглас понял, что эта женщина целиком принадлежит ему.