Три слепых мышонка
Шрифт:
— Он мог и ошибиться, — произнес Мэтью.
— Неужели кто-то мог бы спутать красную машину Лидза с какой-нибудь другой маркой красного цвета, — воскликнул Фрэнк. Он поднялся из-за стола и подошел к Мэтью, направив на него указательный палец. — И это в ясную лунную ночь! Так что этот твой парень был в половине одиннадцатого на причале, а не спал дома, как утверждает.
— Мой партнер служит в адвокатах у дьявола, — пояснил Мэтью Уоррену.
— Глупость какая-то, — рассердился Фрэнк. — Мой тебе совет: откажись от этого безнадежного дела. Ты что, не видишь, этот парень виновен, как дважды два.
Фрэнк Саммервилл, уроженец Нью-Йорка, часто путал выражения типа «ясно, как дважды два». Он мечтал вернуться домой, в самый стоящий город на свете. Никакие там Лондон, Париж, Рим, Токио и в сравнение не шли с Нью-Йорком. Калуза? Смешно даже упоминать! Тоже мне, культурный город — круглый год дрянная погода, восемь — десять процентов жителей — фермеры, да и те на 99,9 процента — переселенцы со Среднего Запада! Он не любил этот город. Ненавидел его за то, что он творит с людьми — истощает их души и путает мозги.
— Как у него со зрением? — спросил Мэтью.
— Он ходит без очков, если ты об этом, — ответил Уоррен. — Он даже различил то, что было написано на номерном знаке.
— И что же?
— «Джесси 1».
— Хуже некуда, — сказал Фрэнк, покачав головой. — Так зовут его жену. Плохо дело.
Некоторые подмечали схожесть компаньонов. Действительно, оба были кареглазые и темноволосые, но и только…
Мэтью было тридцать восемь лет, Фрэнк только что отметил сорокалетие. При своих шести футах Мэтью весил 187 фунтов, если учесть итальянский «багаж». Его партнер был чуть выше пяти футов и весил 160 фунтов. Лицо Мэтью имел длинное и узкое, по определению Фрэнка, «лисье», свою же физиономию он называл «поросячьей», потому что была она овальной и плоской. К тому же Мэтью угораздило родиться в Чикаго. Фрэнк никак не желал признавать за ним статус второго города Америки. Такого определения быть не могло. Для него существовал всего один город — Нью-Йорк, — а потом шли все остальные города мира.
— С какой стати он отправился на пристань? — задался вопросом Мэтью.
— Чего же тут непонятного? Он задумал убийство, — предложил свою версию Фрэнк.
— Он вышел в море в то самое время, когда разыгралась трагедия. Как он мог оказаться в «Малой Азии»?
— Элементарно. Он мог причалить по пути и убить азиатов, — усиленно жестикулируя, сказал Фрэнк.
— С какой целью? — вмешался Уоррен.
— Они — насильники жены, этого, по-твоему, мало?
— Что его могло заставить? — настаивал Уоррен. — Зачем чесать правое ухо левой ногой?
— Он ведь мог сразу поехать в «Малую Азию», — подхватил его мысль Мэтью. — К чему все эти выкрутасы с лодкой?
— Он спланировал убийство троих, — парировал Фрэнк, — и ты хочешь, чтобы он оставлял следы, доступные разгадке мальчишке бой-скауту?
— Но вовсе не наследить у него не получилось, — не согласился с ним Мэтью. — А красная машина с именем его жены на номерном знаке? Это тебе не след? Еще какой заметный след, Фрэнк.
— Он пытался заручиться алиби, — не унимался Фрэнк. — Ты ведь сам только что, защищая его, подметил, что он не мог отправиться в «Малую Азию», раз он блаженствовал в лодке.
В комнате повисло молчание.
— Не стоит браться за это дело, — сказал Фрэнк и осекся. — Да помню я, помню, что в прошлый раз я ошибся…
— Да что ты?! Оказывается, у тебя и с памятью порядок, — с преувеличенным удивлением Мэтью округлил глаза.
— Конечно, порядок, умник несчастный, — вздохнул Фрэнк, — но на этот раз тебе придется попотеть…
— Ошибаешься, на сей раз все куда благополучнее прошлого раза, — усмехнулся Мэтью. — Разве не так, Уоррен?
— Неужели? — откликнулся Уоррен. — В тот раз отпечатки пальцев клиента нашли на орудии убийства, а здесь всего лишь бумажник на месте преступления.
— Самое время забавляться! — буркнул Фрэнк. — Ха-ха, прекрасно! Но если кто-то собирается возводить это в кредо…
— «Кредо», обрати внимание, Уоррен.
— Да, защищая якобы невиновных…
— Я в них верю, Фрэнк.
— Ну еще бы, — поддел Фрэнк с сарказмом. — Любому дураку ясно, что он невиновен. Всего-то бумажник валяется на полу…
— Он лежал аккуратно.
— Лежал аккуратно рядом с парнями, с глотками, перерезанными от уха до уха…
— Не драматизируй, Фрэнк.
— …по всей комнате глаза валяются…
— Ну, Фрэнк, — сказал Мэтью, — это уж слишком.
— Какой чувствительный! А ведь твой клиент, взбесившись, отрезает у мальчиков гениталии и засовывает им в рот.
— Надеюсь, он хоть рты не перепутал, — сказал Уоррен, и они с Мэтью покатились со смеху.
— Ничего себе шуточки, просто умереть со смеху, — рассердился Фрэнк. — Вот увидите, как прокурор отреагирует на эти гениталии.
— А это уже замечание с сексуальным оттенком. Наше дело ведет очень симпатичная молодая леди.
— Еще лучше. Ну представьте, как эта красивая женщина зачитывает обвинение, в котором фигурируют трое слепцов, сосущие собственные члены!
— Непередаваемо, — согласился Мэтью и расхохотался.
— Ха-ха, давай, паяц, смейся, заливайся, — патетически произнес Фрэнк, — только потом ищи другую жилетку для рыданий.
— Фрэнк, — позвал Мэтью.
— Ну, что тебе?
— Для чего ему понадобилась лодка?
— Что ты имеешь в виду?
— Он же заручился алиби — был с женой всю ночь. Зачем ему лодка?
— Врет он, твой парень, и все тут, — убежденный в своей правоте, закивал головой Фрэнк. — Он и есть убийца, а ты дураком будешь, если возьмешься его защищать.
Загар еще не сошел с его лица — ведь он находился в заточении только со вторника. Через неделю-другую он осунется и побледнеет. И взгляд изменится. В глазах застынет обреченность и безнадежность, его, как и всякого, впервые попавшего за решетку, охватит паника. Пока что Лидз выглядел вполне обычно. Затравленный облик появится позже. Вместе с бледностью.