Три слепых мышонка
Шрифт:
— Она сама про латынь вспомнила?
— Нет, это я добавил. Но остальное — да, ее подлинные слова, я цитирую по «Браун дейли геральд». Она добавила, что прозвища ее особенно раздражали.
— Какая чувствительная.
— Очень. Затем она посещала юридический факультет в Нью-Йоркском университете.
— Наверняка была отличницей, — заметил Мэтью, закатывая глаза.
— А вот и нет, хотя и в десятке лучших. Спустя три года сдала на степень в Калифорнии, и тут же ее пригласили работать в фирму «Долман, Радджеро, Питерс и Дерн». Слышали о такой?
— Нет.
— Работала она у них два года, заслужила прозвище «Злыдня с Запада» —
— …Либер и Лоэб. Крутые ребята.
— Верно. Здесь она подтвердила свою репутацию.
— Какую именно?
— Безжалостный защитник, никаких сантиментов. Только уголовное право. Она успешно защищала махинаторов из нефтяных компаний, мафиозных боссов, колумбийских наркобаронов, специалистов по уклонению от налогов…
— А дела об убийствах?
— Вела трижды. К примеру, одна женщина обвинялась в том, что задушила своего шестимесячного сына во сне.
— Она нашла смягчающие обстоятельства?
— Нет. Она просто настаивала на оправдании — и добилась его.
Мэтью взглянул на него.
— Серьезная дама, — кивнул Эндрю.
— А какова она во время судебных заседаний?
— Яркая внешность, привлекательна, агрессивна, беспощадна, злопамятна. При малейшем упущении со стороны оппонента — атакует.
— Когда она ушла из фирмы?
— После «Карте, Рифкин…» она перешла в прокуратуру Нью-Йорка, где проработала последние три года до Флориды. Видимо, не достигла желаемого.
— А что у нее на уме?
— Флорида — первая ступенька для прыжка в Вашингтон.
— Шагает по стопам своего босса.
— Да, сэр.
— Он-то и подбросил ей дело в надежде на более крупный улов. А что, в газетах пока ничего не прошло?
— Нет, сэр. А что там должно появиться?
— Сам не знаю. Ты нашел мне переводчика?
— Да, сэр.
— Хорошо. Проверь, сколько времени идет «Касабланка».
— «Касабланка»? Хорошо, сэр.
— И узнай по минутам, когда в день убийства были прилив и отлив.
— Записал, сэр, прилив и отлив.
— Как зовут переводчика?
Май Чим Ли была вывезена из горящего Сайгона на вертолете в апреле 1975 года. Ей тогда только что исполнилось пятнадцать лет. Она помнила, как отец тащил ее в посольство сквозь хаос и погром улиц. Она крепко держалась потной ладонью за руку отца. На летном поле отец поднял ее и передал в руки негру в форме американского сержанта. Вертолет уже был готов подняться в воздух, люди цеплялись за шасси.
Больше она отца не видела. Он работал переводчиком при правительстве США. Вьетконговцы, заняв Сайгон, казнили его. Она ничего не знала о матери. Может быть, ее тоже убили. Три года спустя, в день восемнадцатилетия, пришло письмо от их соседки, тетушки Тэн. Она писала, что ее мать уехала в неизвестном направлении. Май Чим предполагала самое худшее.
Ей запомнилась мать всегда улыбающейся. Наверное, она была счастливой женщиной. Отец Май был очень строгим. Он мог швырнуть чайник об пол, если чай не был готов ко времени. Но именно отец посадил ее в вертолет. Сама Май Чим иногда подрабатывала переводами, хотя основной специальностью ее была бухгалтерия.
Мэтью узнал об этом из ее рассказа по дороге в «Малую Азию». В субботу вечером он взял напрокат автомобиль.
Она рассказала, что вообще-то ее зовут Ле Май Чим. Фамилия Ле — одна из самых распространенных фамилий во Вьетнаме — уходит корнями в пятнадцатый век, имя «Май» переводилось как «завтра», а ее личное имя «Чим» — «птица». Два ее старших брата, Хью и Нхак, служили в Армии Южного Вьетнама, и оба погибли в боях в 1968 году.
В офисе, где работала Май Чим Ли, ее называли Мэри, но ей больше нравилось ее собственное имя. Первые пять лет она просуществовала в Америке за счет всяких благотворительных фондов, в возрасте двадцати лет уехала из Калифорнии, пересекла всю страну на автобусе и поселилась во Флориде — сначала в Джэксонвилле, потом в Тампе и, наконец, в Калузе.
Ей был тридцать один год. Она довольно бегло говорила по-английски, но в ее речи иногда проскальзывал отголосок монотонной напевности, и она, случалось, порой неправильно употребляла идиомы и путалась в диалектах. Этот город был для нее чужим, и она в нем не прижилась. По сути дела, она была одинока в целом мире. По облику она походила на американку и сейчас была одета в льняной костюм пшеничного цвета, оттеняющий ее блестящие смоляные волосы и темные глаза. Но походкой она выделялась — ступала так же осторожно и изящно, как по камням родной деревни. В ее глазах застыла затаенная печаль.
Она снимала квартиру в районе Сабал-Кей.
Май Чим пояснила, что в округе в основном живут недавние иммигранты. Они работают в ресторанах официантами, моют посуду, работают водителями транспорта. Кое-кто пристраивается на неквалифицированную работу на фабрике легкой промышленности за минимальную или даже почти символическую плату. Люди живут неимоверно скученно: в домике на одну семью умещается человек десять-двенадцать. Эти домики стояли заброшенными с двадцатых годов. Их построили в Калузе для негров из штатов Джорджия и Миссисипи. Домишки тусклых цветов, зеленые и красные, стояли на сваях по всему пустырю. Сваи спасали от частых в Калузе наводнений, хотя, казалось, дома располагались вдали от залива. Первой заботой иммигрантов было купить пусть ветхий, как и сами их дома, пусть в складчину, но автомобиль, чтобы можно было добираться до работы. Общественный транспорт сюда ходил, но крайне редко и нерегулярно. Май Чим удивляло, что автомобили приобретались непременно блекло-голубого цвета. Всегда только блеклые. И обязательно голубые. Необъяснимый феномен. В ее устах это слово обретало восточную окраску. Она улыбнулась, когда произносила его. Улыбка оживила ее лицо, в карих глазах вспыхнули искорки. Мэтью представил, что точно так же улыбалась и ее мать в спокойные и счастливые времена.
Тран Сум Линх, один из тех, кто заявил, что видел Стивена Лидза в ночь убийства, жил в одной из таких лачуг вместе с женой, шестилетним сыном, двумя двоюродными братьями и двоюродной сестрой жены. Его родственники недавно приехали из Техаса, из города Хьюстона. Ему было тридцать семь лет. В свое время он служил лейтенантом Армии Северного Вьетнама и вскоре после падения Сайгона бежал на лодке в Манилу. Он узнал, что домой возврата нет — его там немедленно арестуют и расстреляют. Он старался укорениться на этой земле, работал за четыре доллара двадцать пять центов в час в продовольственном отделе универмага «Саут Диски Молл», где подносил и раскладывал фрукты и овощи. Он вовсе не хотел вмешиваться в дело об убийстве трех его соплеменников, но все же посчитал своим долгом рассказать правду. Он знал всего лишь несколько английских слов, поэтому говорил по-вьетнамски, а Май Чим переводила.