Три стороны моря
Шрифт:
— Мой супруг не желает обращать на это внимания.
— Возможно, он все предвидит.
— А ну-ка напомните подземному отшельнику, кто там да с кем?
— Кассандра, безумная дочь Приама.
— Чья?
— Фебби.
— А еще?
— Парис, Эней, Одиссей и эта африканская девка.
— А, ее новичок назвал?
— Именно.
— Джуна забыла об Агамемноне, — сказал Посейдон.
— Да, еще мой Атрид. Но он всегда по эту сторону Троянской стены.
— О нем я помню, — нехорошо ухмыльнулся Аид. — Он
— Я постараюсь, чтобы раньше других к тебе явился Одиссей, — сказал Посейдон.
— А он чей, Марсов?
— Нет. Он принадлежит Нике.
— А кто же?
— Ты совсем отвык от света! — возмутилась Гера. — Мы тебе безразличны. Марсик выбрал Энея.
— И весьма неудачно, — резюмировал Посейдон.
— Не уверена.
— И что сделал этот его Эней? Хоть один подвиг?
— Это-то и подозрительно…
Посейдон задумался.
— Хорошо, давайте рассуждать. Парис и Кассандра уже реализованы, так?
Аид засмеялся — звучало это жутковато. Впрочем, родственники привыкли.
— Я с ними не знаком, значит, пока не реализованы.
— Тебе бы только издеваться! Зачем ты вообще пришел, если наши проблемы тебя не волнуют?
— Джуна, как можно сердиться на Плутона? Это даже странно. Итак, не реализованы Одиссей, Эней и… Елена?
— Агамемнон скоро будет реализован, — поддержал разговор Аид.
Джуна про себя подумала, а так ли уж нужен в этом мире страх смерти, символизируемый подземным миром? Стоит принять грекам индийскую картину реинкарнаций — и Аид умрет через какие-то двести лет.
— Джуна! — позвал Посейдон.
— Да, — отозвалась Гера. — Эта африканская девка, которую он выбрал, еще вчера не была похожа на избранную.
— Послушай меня, любимый…
— Сейчас?!
Елена Прекрасная решила не сопротивляться и получить то же удовольствие, что и всегда. Она забыла, что имеет дело с возлюбленным Афродиты.
Когда их тела расплелись и каждый стал самим собой, она сказала:
— Странно… Мир вроде бы молод, откуда в нем так много пыли?
Парис поймал ее взгляд, увидел освещаемый дневным светом дальний угол и кликнул служанок.
— Я не о том… — пробормотала Елена.
— Мне особенно не нравятся эти переглядывания Ники с наглым, дерзким, не знающим ничего святого… — продолжала Гера.
— Зачем ему что-то святое? — спросил Аид. — Он теперь это святое и есть.
— Джуна права, — поддержал Посейдон. — Они моложе остальных. Это опасно.
— Надо прекратить эту войну. Я понимаю: соблазнительно сделать ее невероятно длинной и героической…
— Разрушить Трою?
— Насколько возможно скорей. Немедленно!
Аид показал ладони из-под черного-черного плаща:
— Я умываю руки. Вот в его океане.
Посейдон помолчал. Потом сказал:
— Мы прекрасно знаем, что равновесие между греками и хеттами выстроено так, что Троя будет стоять века.
— И века ее будут осаждать, — согласилась Гера.
— И год за годом значение пяти молодых наглецов будет расти за наш счет. Ты это хотела от меня услышать?
— Я хотела услышать, что же делать.
Посейдон тяжко вздохнул.
— Джуна, — сказал он, — второго цунами в одном и том же море мне не простят.
Совсем в другом месте, но тоже далеко от Олимпа, где отдыхал Зевс, собрались втроем Аполлон, Афродита и Арес.
— Я слежу за ней беспрестанно, — говорила Афродита, и голос ее был далек от той нежно-беспечной манеры, к которой все давно привыкли. — Вот, например: «Мир еще так молод, а в нем уже столько пыли». Что это за мысли? Они так просты?
— Он руководит всеми ее мыслями и почти всеми движениями. Это ясно. Что тебя удивляет?
— Но я не руковожу всеми движениями Париса! У смертного есть чуть-чуть свободы! Я полагала, этим мы и отличаемся от прочих.
— Да, таков замысел Отца. Но может, он предоставил чуть-чуть свободы и всем нам? В том числе и ему, новому гостю.
Афодита сбросила одежду и грациозно изогнулась.
— Посмотрите на нас! На меня и на себя. Мы, трое, совершенство. Мы лучше старшей троицы. Но мы не желаем той изворотливой сложности, какую привносила в наш мир Ника и с какой явился этот. Мы трое — золотая середина.
— Я понял, — восхищенно сказал Арес. — Ты моя красавица!
— Они атакуют нас с двух сторон: нас попытаются отдалить от Отца, вышвырнуть Гера с Посейдоном, и пока мы будем отстаивать себя, нас потеснят юнцы, нахалы, мальчишка с девчонкой, которые вообще еще не боги!
Аполлон глубокомысленно молчал.
— Я думаю, они решат разрушить Трою, — предположил Арес.
— Может быть. Вы же оба знаете, я думаю редко. Но сейчас я думаю! Я думаю, что нам следует уйти…
— Еще вчера им всем было наплевать на войну с высокой тучки. Война была заботой одного Ареса. Каждый занимался своим: Фебби гармонизировал муз и высекал статуи, Джуна заставляла меня считать супружеские измены, Венчик не выходила из состояния оргазма. А что теперь?
Гермес предстоял пред Отцом.
— Он заставил их волноваться. Они всерьез обсуждают, как разрушить город смертных! Они неспокойны.
— ЧТО Ж, ОН СИЛЕН, ЭТОТ ЮНЕЦ. ОН МНЕ НРАВИТСЯ.
Парис насладился ею, и теперь она могла сказать ему то, что собиралась. Все изменилось, милый…
— Что это за ахеец? — спросил вдруг Парис.
Елена смотрела на него с прощальной нежностью.
— Нет, я понимаю, ты наверняка знала его раньше. Он, видимо, посещал дом твоего мужа. Бывшего мужа… — и, поскольку она молчала, Парис добавил нетерпеливо: — Менелая!