Три страны света
Шрифт:
Лиза вспыхнула, уткнулась в бумагу, карандаш сломался; она с сердцем бросила его, взяла другой.
Старушка решительно спросила:
– Ну, что же, Лиза?
– Да говорите, я слушаю! – запальчиво отвечала Лиза, очинивая карандаш.
– Видишь, Лиза, ты ведь никогда со мной не говоришь как следует! – с упреком заметила старушка и нахмурилась.
– Какие вы смешные, бабушка! ну, что я буду говорить с вами о Степане Петровиче!.. По мне хоть бы я век его не видала… да еще лучше, – тихо прибавила Лиза.
– Ну, так! как сведет с ума, потом хоть
Лиза побледнела, быстро вскочила и грозным голосом закричала:
– Бабушка!!!
Старушка вздрогнула и замолчала, а Лиза, держась за стол, полная гнева, смотрела на нее. Потом в изнеможении она опустилась на стул.
В комнате сделалось так тихо, что слышно было жужжанье мухи, суетившейся за сторой.
Через минуту Лиза тяжело вздохнула, оглядела комнату и, остановив грустный и отчаянный взор на старушке, которая сидела с поникнутой головой, ласково сказала:
– Бабушка!
Старушка пугливо подняла голову.
– Степан Петрович будет сегодня у нас?
– Не знаю, а что?
– Так!
– Хочешь, я пошлю за ним! – радостно сказала старушка.
– Не надо, не надо! – пугливо перебила ее Лиза.
– Он болен, Лизанька.
– Что с ним? – дрожащим голосом спросила Лиза.
– Не знаю!
Лиза подняла голову и насмешливо посмотрела на старушку.
– Лиза, что ты смотришь? право, он нездоров! мне его мать сказывала. Не правда ли, они оба хорошие люди?
– Может быть.
– Бедные только, но ведь что в богатстве, моя Лизанька! вот ведь у тебя был жених и богатый…
– А! опять о замужестве! – зажимая, себе уши, с сердцем перебила Лиза.
– Ну, право, ты мне надоела сегодня! Там плачут, а ей придешь сказать, она себе уши затыкает! – махнув рукой, сказала старушка и сердито пошла к двери.
Лиза заслонила ей дорогу и раздирающим голосом спросила:
– Разве я виновата теперь?
– Бог вас знает, только у тебя странный характер: ты то как бесенок увиваешься, а то вдруг и знать не хочешь, хоть умри перед твоими глазами. Лиза, нехорошо, у тебя дурное сердце!
– Ну, извольте, я сойду сегодня вниз, как он придет, – сказала Лиза.
– А по мне, все равно, я теперь не буду вмешиваться! Жаль мне только его старуху, плачет навзрыд, сына загубили у ней.
И старушка со слезами вышла из комнаты.
Лиза, пожав плечами, подошла к комоду, долго смотрела на розы, стоявшие в банке. Потом она вдруг как бы очнулась, пригладила волосы и, припевая, сбежала вниз, мимоходом поцеловала встретившуюся бабушку, открыла окно, высунулась из него и, продолжая мурлыкать, искоса глядела на окно Граблина, который не замедлил появиться; Лиза кокетливо кивнула головой и закричала:
– Вы здоровы?
– Здоров! – едва слышным голосом отвечал Граблин.
– Так приходите в сад качаться на качелях!
И Лиза кинулась от окна и, смеясь, побежала в сад.
Перебежав улицу, Граблин так задохся, как будто он пробежал бегом десять верст. Лиза одна уже высоко
Увидав Лизу, он не знал, что с ним делается, ему хотелось и смеяться и плакать.
– Ну, что же вы не садитесь? – спросила его Лиза.
Он вдруг засмеялся, и слезы блеснули у него на глазах.
– Садитесь же! – повторила Лиза выпрямясь.
Граблин приостановил качели и проворно вскочил на конец доски.
– Браво, раскачаем хорошенько! – сказала Лиза и, притопнув ножками, высоко подкинула Граблина.
Черные огненные глаза встретились с Граблиным, и она не отвела их, а продолжала пытливо смотреть, как будто о чем-то думая. Граблин, замирая от восторга, глядел ей в глаза и не замечал, что они чуть не доставали верхушки дерев. Лиза казалась ему существом необыкновенным, будто с неба летела она к нему… хотя смуглые раскрасневшиеся щеки, огненные глаза, черные роскошные косы, медленно колыхавшиеся от движения гибкого стана, и лукавый взгляд ясно доказывали, что она дитя земли…
Звонкий смех, полный страсти, немного образумил Граблина, который не заметил, что ни слова еще не сказал Лизе. Они оба были в каком-то забытьи.
– Вы любите высоко качаться? – спросила Лиза, едва переводя дух.
– Люблю.
– А бабушка уверяет, будто я только одна люблю так качаться, и хотела даже качели снять.
Граблин превратился весь в слух: ему казалось, что нет музыки, нет звуков восхитительнее голоса Лизы…
– Отчего вас давно не видать? – спросила Лиза и так высоко подкинула доску, что веревки стряхнулись и Граблин чуть не упал.
Лиза вскрикнула.
– Чего вы испугались? – спросил Граблин, устояв.
– Мне показалось, что у вас рука оборвалась.
– Да… ну что же, если б я точно упал?
– Что тут хорошего – разбились бы!
– И прекрасно было бы!
– Очень весело! перепугали бы меня.
– Ну, в таком случае я не хотел бы, – язвительно сказал Граблин.
– Вы думаете, что я вас не жалею? – быстро перебила Лиза, которая стояла теперь, закинув одну ногу на другую, и держалась, вытянув руку, за одну веревку, прислонив к рукам голову. Эта небрежная поза удивительно обрисовывала ее стройный и пышный стан. Граблин весь задрожал, ноги у него подкосились, и он сел на качели.
– Вы не верите? – вкрадчивым голосом спросила Лиза.
– Я не верю ни в какое счастье! – грустно сказал Граблин.
Лиза засмеялась и сказала:
– Тут еще нет счастья, так вы можете поверить?..
Граблин побледнел и схватился за веревку.
– Что с вами?
И Лиза присела к нему.
– Так, ничего!
Качели сами собою качались, и Лиза, сидя на доске, смотрела с участием на Граблина, который, приложив голову к веревке, бессмысленно глядел вдаль.
– Степан Петрович, не любите меня! – умоляющим и полным слез голосом вдруг сказала Лиза.