Три страны света
Шрифт:
Молодой человек поманил мальчика к себе; пастух радостно кинулся из своей засады.
– Ты пастух? – спросил его ласково молодой человек.
Мальчик заиграл на рожке; вдали откликнулось ему мычание коровы.
– Ты русский или чухонец? Мальчик закивал головой.
– Куда ты идешь?
Мальчик заболтал по-чухонски, но, увидев, что его не понимают, покраснел, остановился на половине своей речи и указал на лес.
– Пойдем вместе, – вставая, сказал молодой человек и подал ему руку.
Мальчик весело запрыгал.
Молодой человек привел его к реке, где
– Откуда ты привел такого шута?
– Вот ребенок, который один-одинехонек по целым дням остается в лесах и полях, – отвечал молодой человек.
– Посмотрите, посмотрите!
Мальчик обнаруживал признаки живейшей радости: он осторожно забегал ко всем, заглядывал ласково каждому в лицо, любовался удочками. Осмотрев с. любопытством и радостным удивлением присутствующих, он вдруг исчез.
– Твой дикарь убежал, – заметил Тульчинов.
– Да, верно вспомнил свою обязанность, – печально сказал молодой человек. – Я не понимаю, как такой малютка может справиться со стадом? как он в реку не упадет? как он не боится оставаться один в лесу? Я помню, раз в детстве я чуть не у мер со страху, когда должен был пройти две темные комнаты.
– А все оттого, что у него нет ни матушек, ни нянюшек, которые бы пугали его нелепыми рассказами о домовых и нечистой силе.
В то время мальчик воротился. Он так бежал, что запыхался и раскраснелся; лицо его сияло торжеством. В руках его был лист папоротника, на котором ползали и крутились червяки. Он на минуту приостановился, поглядел на всех, как будто выбирая, кому принесть жертву, и жребий пал на доброе лицо Тульчинова. Тронутый такой любезностью дикаря, Тульчинов погладил его по голове. Признаки полнейшего счастья появились в лице и движениях чухонца: он смеялся, подпрыгивал, и естественная любовь человека к человеку живо выразилась в диком ребенке. Пастух занял всех и много смешил. Вдруг вдали послышался лай собаки. То был, видно, условный знак между дикарем и собакой, извещавший об опасности. Чухонец вздрогнул, побледнел и кинулся бежать. Скоро дикие звуки его рожка раздались в лесу.
Потолковав о нем, компания снова погрузилась в глубокое молчание…
К вечеру вся компания сидела на лужайке, невдалеке от трактира. Разговор вертелся около десятифунтовой щуки, вытащенной Тульчиновым. Пили чай по-английски, то есть с мясом и сыром. Половой, в розовой рубашке, в чистом переднике, с жирно намазанными волосами, кокетливо прислуживал, умильно улыбаясь и господам и тарелкам. Вдали показалось стадо, мычавшее на разные голоса; послышались слабые звуки рожка.
– Вот и наш, дикарь отправляется домой, – заметил Тульчинов, услышав рожок. – Послушай, любезный, – продолжал он, обращаясь к половому, – чей мальчик у вас в пастухах? здешний, что ли?
– Никак нет-с.
– Есть родные у него?
– Никак нет-с: сирота; нашинские мужики его на лето нанимают.
– А какая плата? – спросил бледный молодой человек.
– Известно-с, какая-с, – отвечал лаконически половой, приятно улыбаясь.
– То
– Известно-с, что следует ему есть: ведь он-с чухна, их тут много таскается, ихняя деревня недалеко от нашинской.
– Как же попал к вам мальчик? – спросил Тульчинов.
– Года-с три тому назад-с пришла нищая чухна с ребенком на руках наниматься в работницы. Лето пожила из хлеба и на зиму просится – знать, есть было нечего в своей стороне, – -да никто не взял… Ну, сами посудите, след ли мужику держать нищих, да еще чухну, – хотя нашинские мужики нельзя сказать, чтоб бедны были: у иного тысяч до тридцати есть капиталу, – с гордостью заключил половой.
– Отчего же такие развалившиеся избушки у них у всех? – заметил Тульчинов.
Половой с сожалением улыбнулся:
– Да на что-с мужику-с избу чинить? не в избе-с дело, лишь бы деньги были.
– Ну, а что же сделалось с нищей? – прервал молодой человек.
– Вот она-с все и пробавлялась милостынкой около наших мест, да вдруг, бог ее знает отчего, стала чахнуть, чахнуть и умерла, – отвечал половой с тою улыбкой, которую многие лакеи разного рода в разговоре с господами считают долгом сохранять на своем лице, даже рассказывая о смерти своих родителей, жен и детей. – Ребенка оставила, – продолжал половой, – тоже такого хилого. Мы, признаться, думали, что и он не переживет, да~ чухне что делается!
Половой улыбнулся.
– Кто же его взял к себе?
– Да никто-с: кому он был нужен-с?
– Кто же его кормил?
– Никто-с. Кто же станет его кормить-с! – отвечал половой, улыбаясь добродушию барина.
– Как же он остался жив?
– А уж так-с: чухна, известно, – живуча-с; мать свою звал все; потом его научили нашинские бабы просить на дороге милостыню: он только всего и знает по-русски, а уж который год живет у нас. Летом иной раз дня три пропадает; думают, верно с голоду умер, – нет-с, смотришь, вернется, да еще и грибов принесет или ягод!
Половой засмеялся и показал ряд гнилых зубов.
– Ну, летом он пастухом, а зимой? – спросил Тульчинов.
– Милостыню просит; да, признаться сказать, мало проезжающих зимой-то, торговля очень дурна-с, только свои мужики придут чайку выпить.
– Ну, так как же он?
– Да так-с: где-с дров натаскает, где в лес за прутьями поедет, – вот его и кормят за это; ну, известно, случается, что и не поест иной день, – весело прибавил половой.
Тульчинов переглянулся с бледным молодым человеком, который нетерпеливо вертелся и кусал губы.
– Позови его сюда, – сказал Тульчинов, увидав пастуха, который, провожая стадо, издали любовался своими знакомыми.
– Вот охота с пастухом толковать! – сердито заметил юноша в лакированных башмаках; но было уже поздно: половой нагнал пастуха. Мальчик в одну секунду очутился у стола и радостно смотрел всем в лицо.
– Ты устал? – спросил Тульчинов.
Чухонец закачал головой.
– Он только понимает, а не умеет по-нашински; а вот я-с так знаю по-ихнему, – с гордостью заметил половой.