Три весны
Шрифт:
Вера достала из шкафа бутылку водки, и они сели ужинать. Закусывали кусками сала, мелко нарезанными, и квашеной, в вилках, капустой. Затем Вера поставила на стол тарелки с борщом, а в борще было мясо — много мяса.
— Ешь, Леша, не стесняйся. И рассказывай, как живешь, — Ванек вскинул свой вздернутый нос.
— Ничего живу. Купил вот билет до Красноярска, но сошел здесь.
— Ачинск тебе нравится?
— А что? Я с удовольствием побродил по нему.
— Уже успел побродить?.. Хорошо, что ты к нам приехал, в Сибирь. Если хочешь, я тебя на работу устрою. У тебя никакой специальности нету?
— Ты ж сам знаешь. Воевал — и только.
— Это несколько хужее, — задумчиво произнес Ванек. — Но все равно я устрою тебя на подходящую работенку. Надо, чтоб поближе к продуктам. А одежонку в военторге достанем. У меня тут есть блат. Не пропадем. Завтра потолкуем кое с кем, и квартиру найдем. А ты где ходил?
— Был на рынке, да и так прошелся по улицам. Между прочим познакомился с одним типом. И даже с двумя. Ты Самару знаешь?
— Пьяницу? Его и Вера знает, — сказал Ванек.
— Он сидел за какие-то махинации. Тут и остался, и сын к нему приехал сюда. Спился Самара, — живо проговорила Вера.
Они засиделись допоздна. Уже мигнуло и погасло электричество, где-то неподалеку второй раз запел петух. А они сидели в столовой, вспоминая одноклассников и школьные годы.
Перед утром, зарывшись головой в жаркую собачью доху, Алеша уснул и спал чуть ли не до самого обеда. Чего и говорить, измучился в дороге. Он спал бы и еще, но его разбудила Вера:
— Если хочешь, сходим на репетицию. Ты увидишь наших любителей. Я вчера рассказывала о тебе, и вот ты явишься сам. С Агнией Семеновной познакомлю. И с Демидовым. Он в девятьсот втором году гастролировал в Алма-Ате. Подумать только! Такой милый седой старичок.
Вера напоила Алешу чаем с рыбным пирогом, взглянула на ходики, ахнула:
— Опаздываем. Ты надень фуфайку. Мужева.
Все же это очень странно: у Веры муж. И подумать только, кто он! Ванек. Нет, она не любит его. Не потому, что Ванька нельзя полюбить, но он совсем не для Веры. Они разные.
Репетиция еще не начиналась. Ждали Веру и какого-то железнодорожника на роль Несчастливцева. С этим железнодорожником у них было много мороки. Он постоянно задерживался на работе.
Агния Семеновна, невысокая женщина в годах, но до сих пор играющая героинь, сидела посреди репетиционного голубого зала на облезлой козетке. Она недобро покосилась в сторону вошедшей Веры:
— А вы-то? Ведь вы нигде не работаете, Вера…
Любители молча слушали, как Агния Семеновна обижалась, как она обещала им (в который уж раз!) бросить свое режиссерство. Но вот выговорилась, и Вера, не поднимая головы, сказала:
— Ко мне, то есть к нам… Ну вот он приехал, Алеша Колобов. Да я вчера… Вы помните, Агния Семеновна?
Алеша слегка поклонился. И к нему подошел кругленький старичок в очках. Он эффектно протянул Алеше дряблую руку:
— Очень рад вашему приезду. Только возвышенные души способны тонко чувствовать искусство. Демидов, Александр Георгиевич… — и расшаркался.
Алеша уже знал от Веры, что Демидов близко к сердцу принимает и успехи, и провалы любительского кружка. И это объяснялось не только его отношением к искусству. Демидову платили какие-то деньги со спектаклей.
— Вы молоды, юноша. Как я завидую вам! — Александр Георгиевич осклабился. — А это наш руководитель, наша Агния Семеновна.
— Вы Несчастливцева не играли? — спросила негромко Агния Семеновна. — Вы хромаете. Но это ничего. А если все-таки попробуем?
— Я ведь еще не знаю, найду ли в Ачинске работу. Может, придется ехать куда-нибудь дальше, — растерянно проговорил Алеша.
От окна отделилась тоненькая девушка. Склонив голову набок, она внимательно посмотрела на Алешу.
— Я — секретарь горкома комсомола. Мы поможем вам.
— Ой, да я совсем ведь забыла про тебя! — воскликнула Вера. — Конечно, ты найдешь ему работу, Соня.
У Агнии Семеновны подобрели, радужно засветились зеленые глаза. Она встала с козетки и, обращаясь к Александру Георгиевичу, сказала:
— Вот кого мне нужно для мопассановского Селестина!
— Да! Фактура, амплуа любовника… Представляю. А какой вы будете Франсуазой! — подхватил Александр Георгиевич.
— Ну так как? Попробуем? — спросила у Алеши Агния Семеновна.
— В этой роли я видел Мамонта Дальского. Ах, как он играл Несчастливцева! Это был фейерверк! Публика визжала, заливаясь горькими слезами. У вас тоже должно получиться, — сказал Александр Георгиевич.
Алеша боялся обмануть ожидания кружковцев. Ведь, кроме как в «Медведе», он не играл нигде. И надо ж было Вере так прославить его на весь Ачинск!
— Что ж, — смущенно сказал Алеша. — Давайте попробуем.
— Не боги горшки обжигают, — успокоила Агния Семеновна.
Алеше вспомнилась кенжебаевская пятая батарея, а с нею — весь ад той далекой ночи под Луганском. И он снова подумал:
«Бессмертны только боги. А люди, создавшие их, умирают».
На попутной эмтеэсовской машине Алеша ехал в подтаежное село. Дорога была разбита; колеса то и дело пробуксовывали в рытвинах, и машина натужно и дико выла, как попавшая в капкан волчица.
Шофер, совсем молодой, вихрастый, на удивление словоохотливый парень, говорил:
— Что тракторы? Честное слово даю, в мирное время ни один из них не сошел бы с места. Они никак не должны ходить, а ходят. И плуг за собою водят. Вот тут и разберись, какое оно есть железо. Вот моя коломбина. Она час чихает, когда ее заводишь. И пар из нее валит, и всю ее колотит, бедняжку, будто лихорадкой бьет. А поглажу ее ласково, поколдую над ней и уговорю. Нельзя ей простаивать, когда в колхозах ждут то да се, да другое. Так и тракторы. И еще они споро ходят, когда им флажок привесят. Сурьезно! Это не раз замечалось…
Алеша плохо слушал шофера. Думал он о том, что наконец-то определился. Чего хотел, того и достиг.
Он ходил в горком комсомола. Соня узнала об Алеше всю подноготную. Что там постановка «Медведя»! Алеша рассказал ей о фронте, о госпитале, и еще о многом другом. Она бледнела и покусывала алые губы от его рассказа. И слезы навертывались на ее небольшие темные глаза. Но как комсомольскому секретарю ей не полагалось проявлять малодушие, и она подбадривала себя восклицаниями:
— Вы правильно поступали! Так и положено на фронте!