Три заповеди Люцифера
Шрифт:
С юных лет Герман не понимал разговоров о душе, душевных муках, способности к состраданию, а также муках совести. Ничего подобного он никогда не испытывал, наивно думая, что окружающие его люди чувствуют себя точно так же, как и он, и только из нежелания выделяться притворяются чувственными. Повзрослев, он понял, что судьба наградила его способностью не воспринимать чужое горе, никогда и ни в чём не испытывать сомнений и не сострадать ближним. Он всегда был спокоен, собран и хладнокровен.
Несколько лет назад, во время армейской службы, его спецподразделение было переброшено для ведения боевых действий на территорию Чечни. Основной задачей, стоящей перед ними, были глубокие рейды по территории, занятой «незаконными вооружёнными формированиями». Это был его звёздный час, его лебединая песня. Казалось, он был рождён
— Бездушный ты какой-то, Варан! Словно и не живой вовсе, — сказал ему как-то старлей Шульженко, его прямой и непосредственный начальник. Шульженко и сам лишней сентиментальностью не страдал, но в отличие от Германа, к которому обращался только по позывному «Варан», не был лишён сострадания к ближнему, или, говоря по-простому, берёг личный состав. Это его и погубило. Удача на войне — как любовь стриптизёрши: вещь очень желанная и очень непостоянная.
Через три месяца после памятного разговора тёмной осенней ночью группа под командованием Шмеля — старшего лейтенанта Шульженко — в горах налетела на хорошо замаскированную засаду. Говоря проще, их там ждали. Бой был скоротечным, и шансов выжить в этом бою ни у кого из разведчиков практически не было. Выходя из окружения, Шульженко тащил на себе раненого в живот Грача, сержанта Караваева, что значительно затрудняло отход. Уходить надо было быстро, очень быстро, и желательно тихо, без стрельбы, но Шульженко бросить Грача не мог, поэтому ни он, ни Грач к своим так и не вышли. Герман выжил лишь потому, что на время операции по приказу Шмеля был назначен дежурить на временно оборудованной базе.
Потом в разгар боевых операций, когда Варан с вместе новыми товарищами успешно дожимал «чехов» в предгорье, неожиданно пришёл приказ о прекращении огня. Было объявлено перемирие, и Варан заскучал. Несколько раз он обращался к отцам-командирам с предложением «пощупать» ночью передний край противника, но всякий раз получал категорический отказ.
— Вы что, не понимаете, что это будет самая настоящая провокация? — почему-то озираясь и перейдя на шёпот, опасливо спрашивал его недавно назначенный командир батальона, и Герман в очередной раз выходил из штабной палатки ни с чем.
Однако перемирие длилось недолго, и когда первая мина разорвалась на территории батальона, Варан сделал то, к чему так долго готовился: с наступлением сумерек ушёл в тыл противника. Ушёл один и без приказа. Даже солдат-первогодок скажет вам, что это самоубийство, причём с гарантией на все 100 %. Даже если такого героя «чехи» не поймают и не перережут горло, то по возвращению к своим его ждёт трибунал за самовольное оставление части в боевой обстановке.
Варан и не собирался возвращаться. Ему надоело воевать по правилам, и он начал собственную войну, войну где не было ни тыла, ни флангов, ни переднего края; войну без начала и без конца. «Один против всех!» — этот девиз он мог начертать на своём знамени. Мог, но не сделал, так как самого Варана для всех окружающих уже не стало. Ровно год он числился в списках без вести пропавших, а через год кадровики издали приказ, где он и ещё полтора десятка таких же, как он, молодых пропавших без вести парней, считались погибшими во время «наведения конституционного порядка».
Перед тем, как покинуть Чечню, Герман решил отвести душу, и ночью, пробравшись в обнесённый высоким кирпичным забором дом главы поселковой администрации, вырезал всю многочисленную семью. Самого же главу семейства, которого Герман подозревал в пособничестве боевикам, повесил на воротах, прикрепив на груди табличку «Собаке — собачья смерть»! После чего Варан так же незаметно проскользнул сквозь посты и оказался на территории Ингушетии, где сбросил с плеч пропахшую порохом и кровью военную форму, продал местному бизнесмену автомат вместе с двумя запасными магазинами и превратился в молодого, ничем не примечательного человека. Из Ингушетии под видом беженца он пробрался во Владикавказ, а из Владикавказа махнул на Черноморское побережье. Почти месяц Герман нежился под ласковым солнцем Адлера, пока не кончились заработанные на войне
В один из дней, прогуливаясь по рынку, он случайно подслушал рассказанную местным торговцем историю многолетней вражды двух уважаемых людей города.
В Адлере с незапамятных времён жили и вели успешный бизнес многочисленные армянские семьи. Не считая мелких размолвок, армянская диаспора жила дружно, пока не поссорились между собой представители двух славных кланов — Азарян и Гаспарян. Причину ссоры между уважаемыми семьями уже не помнила ни одна из враждующих сторон, и, казалось, почему бы не восстановить мир и вновь не стать добрыми соседями? Как говориться, что было — то было, быльём поросло. Но это поговорка русская, и применима она к народам, проживающим на Среднерусской возвышенности, а не к горячим кавказским мужчинам. С годами вражда усиливалась и костенела, и уже не было в мире силы, которая могла бы усадить противников за один праздничный стол. Сами враги зорко следили за успехами и неудачами друг друга, стараясь обойти противника как в бизнесе, так и по жизни вообще. Конкуренция — вещь неплохая, и со временем она привела к тому, что клан Азаряна и клан Гаспаряна стали самыми сильными, самыми богатыми и самыми уважаемыми в городе. К этому времени отдельные представители этих семей, почувствовав себя стеснёнными рамками маленького курортного городка, стали откочёвывать в Москву. И надо такому случиться, что в один из майских погожих дней, на Воробьёвых горах, на ступеньках МГУ имени Ломоносова, случайно столкнулись двое студентов — Алина Азарян и Алик Гаспарян. Москва — это вам не Адлер, где каждый приезжий и каждый сторожил на виду. Москва город большой, и при том город свободных нравов, чем не преминули воспользоваться наши юные герои. Стоит ли говорить, что парень и девушка, не взирая на историю вражды их семей, полюбили друг друга, и уже готовы были сочетаться законным браком, как вдруг из Адлера последовал грозный окрик старейшин. Особый драматизм истории придавал тот факт, что Алина Азарян готовилась стать матерью, и готовность становилась заметнее день ото дня.
Судя по всему, история любви и вражды двух уважаемых армянских семей вот-вот должна была достичь кульминации.
— Это, конечно, не Шекспир, — решил про себя Варан, дослушав повествование о местных Монтекки и Капулетти до конца, — но если подойти к этой истории с умом, то можно неплохо заработать.
План, разработанный Германом, хотя и не отличался новизной и изощрённостью, зато был прост и надёжен.
Безоблачным летним утром, когда асфальт начинал плавиться под лучами палящего солнца, в офис фирмы «НЕО», которой владел Артур Азарян, пришёл коротко стриженный и скромно одетый молодой человек. Проигнорировав секретаршу, он уверенно вошёл в кабинет генерального директора и сел напротив Азаряна. От такой наглости лицо гендиректора налилось дурной кровью и до физической расправы над наглецом оставался всего лишь миг, когда молодой человек в знак предупреждения поднял руку и приятным баритоном произнёс два слова: «Не стоит»!
— Чего нэ стоит? — с характерным акцентом прошипел генеральный.
— Не стоит меня убивать прямо здесь и сейчас, — уверенно пояснил молодой человек.
— Это ещё почему? — сквозь зубы спросил Артур, приподняв из кресла стокилограммовое тело.
— Я это сделаю с Вами значительно быстрей.
С этими словами Герман выбросил правую руку вперёд и пальцами нанёс несильный удар в основание директорской гортани. Азарян захрипел и упал в кресло.
— Вы не поверите, уважаемый, но существует десятки способов отправить человека на тот свет голыми руками, — назидательным тоном произнёс Варан. — Вот, например, взять хотя бы Вас. Вы медлительны, обладаете лишним весом и страдаете одышкой. Мне ничего не стоит одним махом оказаться у вас за спиной и свернуть Вам шею. Вы даже повернуться не успеете, как я это сделаю — быстро и безболезненно. Однако я пришёл не воевать с Вами…
— Кто ты такой? — хрипя, перебил его Артур, массируя горло.
— Моё имя Вам ничего не скажет, но Вы можете называть меня Вараном. За время, проведённое в не слишком гостеприимных горах Кавказа, я привык к такому обращению. Хочу сразу же предупредить Вас, что если Вы вызовете сейчас охрану, ваша прелестная дочь умрёт сегодня вечером. Не буду больше Вас интриговать, а скажу как есть: мне «заказали» вашу дочь за каких-то десять кусков «зелени». Сущий пустяк! Да мне и просить за такую работу больше совестно. Всего-то и надо купить в кассе билет и долететь до Москвы.