Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография
Шрифт:
В грядущей России, как считал Рыков в конце 1917 года, не обойдется без политической борьбы между разными социалистическими партиями. Он готовился отстаивать свою линию — и среди большевиков, и на широкой арене — такой, как выборы в Учредительное собрание, к которым, впрочем, среди революционеров, захвативших власть, уже было принято относиться с презрением. Ведь дело сделано, осталось только удержаться у власти в столице, распространить свое влияние на как можно большую территорию и способствовать революционным движениям в мире. Рыков оставался в числе сомневающихся — и в будущем это ему припомнят.
Уже в первые дни новой власти большевики отличались от Временного правительства тем, что старались энергично менять порядок вещей. По сравнению с ними Львов, Милюков и даже Керенский воспринимались мягкотелыми демагогами, и про этих недавних властителей дум уже мало кто вспоминал. Что это — достоинство или недостаток, столь поспешные переходы от слов к делу? Вот и Рыков на посту наркома по внутренним делам успел на удивление много, хотя аппарата в его распоряжении
Глава 6. Непокорный нарком
1. Внутренние дела
Весь 1917 год большевики жарко спорили и так же яростно мирились, чтобы продолжать борьбу. Рыков в то время постоянно становился для «вождя революции» головной болью — иначе и не скажешь. Он слыл едва ли не самым непокорным и своенравным из близких соратников Ленина и из первых наркомов. В конце 1980-х, когда Рыкова реабилитировали и о нем стали выходить апологетические статьи и книги, эти дискуссии представляли большую проблему для историков. Ведь Ленин в советской традиции оставался непогрешимым, никогда не ошибавшимся гением — и Рыкова реабилитировали как верного солдата ленинской гвардии. А их дискуссии — как правило, заочные — не прекратились и после захвата власти.
Почему в революционном запале Рыков получил именно эту должность — народного комиссара внутренних дел? Раньше он имел дело с полицией только как обвиняемый и ссыльный — впрочем, как и все большевики и левые эсеры, пришедшие к власти. Скрываться, убегать от органов сыска — это он умел. С гордостью вспоминал, что почти 20 лет провел на нелегальном положении в России, лишь изредка и ненадолго выезжая за границу. И вот — ведомство внутренних дел. Первый карательный меч революции. Напомню, в то время Чрезвычайной комиссии еще не существовало. Луначарский так прокомментировал тогдашний расклад Совнаркома: «Мне казалось, что выбор часто слишком случаен, я все боялся слишком большого несоответствия между гигантскими задачами и выбираемыми людьми, которых я хорошо знал и которые казались мне не подготовленными для той или другой специальности. Ленин досадливо отмахивался от меня и в то же время с улыбкой говорил: „Пока — там посмотрим — нужны ответственные люди на все посты; если окажутся негодными — сумеем переменить“» [65] . Да, это верно в отношении некоторых «новых сановников», но к выбору кандидатуры наркома внутренних дел Ленин не мог отнестись легкомысленно. Слишком велика ставка!
65
Луначарский А. В. Цит. изд., с. 116.
В царской России аналогичный пост считался одним из ключевых в правительстве — он котировался наравне с портфелем министра финансов. А в чрезвычайных условиях строительства нового, революционного порядка Ленин доверил Рыкову, пожалуй, главное — инструменты по удержанию власти. Ему же предстояло бороться с разрухой, с конфронтацией всех против всех. Временное правительство эту задачу с треском провалило… По опыту сотрудничества в подполье Ленин считал Рыкова фантастически въедливым и энергичным администратором. Еще одним важным его преимуществом был колоссальный, пожалуй, ни с кем не сравнимый опыт партийной работы. Он несколько раз «с нуля» создавал крупные партийные организации в кризисной ситуации, после погромов. После захвата власти исполнительная власть оказалась важнее партийной работы, а организация ведомства внутренних дел — быть может, важнее всего.
Рыков, возможно, поежился, представив, что стал руководителем новой «охранки» — правда, еще не существовавшей, только задуманной. Понимал ли он, что возглавил это направление работы лишь на полторы недели? Вряд ли. В те часы у него просто не было сил и времени для сомнений.
Рыков знал многих отечественных министров внутренних дел — в революционной среде их презирали, как никого другого. Когда в апреле 1902 года саратовский приятель Рыкова Степан Балмашев убил министра внутренних дел Дмитрия Сипягина — Алексей Иванович, конечно, сочувствовал старому товарищу, а не «царскому сатрапу». В июле 1904 года Рыков, отрицавший терроризм, все-таки мысленно аплодировал эсеру Егору Созонову, который взорвал на столичном Измайловском проспекте Вячеслава фон Плеве — министра, которого социалисты считали худшим олицетворением монархического диктата. Последним российским министром внутренних дел — уже не царским, а республиканским — был Алексей Никитин — известный адвокат, меньшевик. Вместе с Керенским он получил известность, работая в комиссии по расследованию расстрела рабочих на Ленских приисках в 1912 году. Рыков неплохо знал его. Бывало, они даже сиживали в одних и тех же тюрьмах, да и партийные корни у них были одинаковые — РСДРП. С февраля 1917 года Никитин действовал
Накануне октябрьских событий его главной заботой было изъятие оружия у рабочих отрядов. Они с Рыковым оказались по разные стороны баррикад — и Никитин не преуспел в своей борьбе… После низвержения Временного правительства в тюрьме он пребывал четыре дня. Как социалиста, его выпустили. Но сотрудничать с большевиками и тем более помогать Рыкову налаживать работу в наркомате он, конечно, не стал. Напротив — Никитин участвовал в заседаниях подпольного Временного правительства, постоянно упрекая коллег в нерешительности [66] . Рассчитывать на него даже как на мимолетного союзника большевики не могли, даже на дипломатические способности Рыкова тут рассчитывать не приходилось. Наркому пришлось практически в одиночестве осваивать кабинеты замечательного здания на Фонтанке и налаживать связи с опытными бюрократами, которые ответили на Октябрьский переворот саботажем и подпольным сопротивлением.
66
Любопытно, что Никитин не эмигрировал из Советской России и не принимал активного участия в Белом движении. В годы НЭПа он был одним из руководителей издательства «Никитинские субботники», основанного его женой Евдоксией Никитиной, писательницей и организатором литературно-философского кружка. Его неоднократно арестовывали. В последний раз — 14 марта 1938 года. Военной коллегией Верховного суда СССР 13 апреля 1939 года А. М. Никитин был приговорен к смертной казни.
В те дни приходилось действовать, опираясь на немногих верных людей, не обращая внимания на их непрофессионализм. И трех суток не прошло после взятия Зимнего — а большевики уже вовсю озаботились о новом органе, который занимался бы защитой правопорядка. Их торопливость объяснима: одной Красной гвардии — вооруженных рабочих отрядов, которые принимали участие в захвате власти в Петрограде и Москве, — не хватало. Тем более что в Белокаменной бои «за советскую власть» к тому времени еще не завершились. Милиция, по замыслу Рыкова, должна была подчиняться Советам рабочих и солдатских депутатов. Хотя уже тогда опытным политикам было ясно, что это лишь дань времени: понятно, что руководить милицией должен был наркомат. Просто в первые дни советской власти система Советов в стране была чуть-чуть действеннее, чем вертикаль исполнительной власти, которая в то время существовала только на бумаге. При этом Советы интересовали народных комиссаров лишь как инструмент для легализации большевистско-левоэсеровского большинства. А главной руководящей силой милиции все-таки должна быть партия. И в первую очередь — ВКП(б). Тут сомнений не возникало. Партия для комиссаров, для большевиков, для левых эсеров представлялась куда более важным и широким понятием, чем государство. Ведь она могла вместить в себя весь мир — и не одно поколение, а целую эпоху. А государство — всего лишь временная система, действующая на ограниченной территории. Не более. В первые дни, а тем более часы после захвата власти многим большевикам думалось именно так.
До 25 октября главной заботой Рыкова были споры вокруг возможного захвата власти. А тут, на роковом 37-м году жизни, все резко изменилось. Пришлось работать в исполнительной власти, не только без опыта, но еще и в небывалых условиях «пролетарской революции». Еще недавно он и не задумывался о такой незадаче. А после захвата власти у новоиспеченного наркома и часа на передышку не осталось. Формировались первые милицейские отряды, главным образом из добровольцев и «сознательных рабочих». Профессионалам царской выучки поначалу не доверяли наотрез, как и сотрудникам «государственной милиции» Временного правительства. Хотя строгого отбора кадров и постоянного штата в тогдашней милиции тоже не существовало: в первые послереволюционные месяцы текучка кадров в этом органе власти установилась головокружительная.
Милиция! Тут нужны некоторые пояснения. Это русское слово возникло от латинского mille — тысяча. В Европах так назывались «ополчения», отряды волонтеров, которые боролись с хулиганами, занимались тушением пожаров, а в годы войн превращались в партизан. После Февральской революции слово «полиция» в нашей стране надолго впало в немилость: полицейские считались едва ли не главными «классовыми врагами» революционеров. Поэтому революционеры — еще до Октября — зацепились за слово «милиция», увидев в нем историческую связь с «народной гущей». Ведь традиционно «милицейские отряды» формировались не по воле тиранов, а были своего рода гражданской инициативой.